Репортаж о презентации книги «Статус документа: Окончательная бумажка или отчужденное свидетельство?»
Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева совместно с издательским домом «Новое литературное обозрение» провел 19 декабря презентацию книги «Статус документа: Окончательная бумажка или отчужденное свидетельство?», подготовленной под редакцией с.н.с. ИГИТИ И.М. Каспэ.
За «круглым столом», чтобы продолжить инициированный в сборнике разговор о документе, собрались историки, культурологи, философы, социологи. Среди них были как совсем молодые участники, так и состоявшиеся исследователи, профессора и сотрудники Вышки.
И.М. Каспэ начала со слов благодарности Андрею Владимировичу Полетаеву, при сочувственном отношении и деятельном внимании которого проект был задуман и осуществлен, его памяти посвящена вышедшая книга. Слова признательности также были произнесены в адрес авторов и издательского дома «Новое литературное обозрение», который возглавляет И.Д. Прохорова.
Оговорив, что результаты работы над проектом неоднократно представлялись на семинарах ИГИТИ и, наконец, предъявлены в самой книге, Ирина Михайловна на сей раз заняла позицию временного невмешательства в дискуссионное пространство и передала слово коллегам — Б.В. Дубину, руководителю отдела социально-политических исследований Левада-Центра, и магистранту нашего университета Ю.В. Рудневу.
Поделившись опытом работы на «модернистских задворках», где приходилось унифицировать библиографические описания, создавать именной указатель, «покрывать издержки коммуникации авторов и руководителя проекта», Юрий Руднев взял за основу выступления модель «ненаписанной рецензии» и остановился на двух моментах. Во-первых, на проблеме «статуса документа в современной культуре», артикулированной в свое время Мишелем Фуко, открытия которого способствовали структурному перелому в восприятии социальной реальности. В центре изменений находились процессы, связанные с «документностью», — в гуманитаристике ослабло понимание документа как исторического источника («документы» превращаются в «монументы»). Отныне функция документа в культуре расширяется. Как пишет Пьер Нора, «жажда помнить превращает каждого в историка», поэтому суть «документа» трансформируется, его смысл смещается, объём понятия «документ» расширяется. По мнению Юрия Руднева, понятие «документность», введенное И.М. Каспэ, хорошо схватывает модус нового режима реальности. Второй момент, отмеченный в выступлении, — «новая документалистика» настолько проблематизирует субъективность, что становится невозможно говорить о «смерти субъекта». «Субъект умер, да здравствует субъект!»: каждый становится «собственным историком».
Б.В. Дубин оценил книгу как «чрезвычайно значительный и серьезный мультидисциплинарный и полифункциональный труд», результат встречи (очевидно, очень длительной) представителей самых разных дисциплин и подходов, обладателей несхожего научного стиля. Как заметил Борис Владимирович, документы рождаются и создаются на границах между институтами и, в меньшей степени, группами, связывая и формируя культурное пространство. И здесь оказывается действительно чрезвычайно значимой затронутая в предыдущем выступлении проблема субъекта. Взаимодействие с документом задается двумя полюсами: личность и социальный порядок. Дубин предложил различать четыре типа документа, на шкале «личность» — «социальный порядок» их можно расположить следующим образом: внизу шкалы окажутся удостоверения и справки, далее следует «инструктивный» документ (приказ, закон, кодекс), затем — документ-рапорт (отчет и т.п.), и, наконец, — договор. При этом каждый документ может восприниматься нами как текст, с одной стороны, и как медиа, с другой.
Актуализация проблематики документа, согласно Дубину, связана с изменениями в области медиа (появление новых медиа меняет и положение традиционных). Так, возможность скопировать документ неограниченное количество раз приводит к исчезновению иерархической определенности инстанций, выдающих «настоящие» документы. Другая причина той же ситуации – непреодолимый барьер между официальными властными инстанциями («государством») и человеком. В сборнике возникновение такого барьера прослеживается в статье А.К. Байбурина о формировании паспортной системы в СССР. Результатом этого процесса становится специфическое отношение советских людей к власти: ей не верят, но за нее голосуют. По мнению Дубина, такой эмпирический материал лучше всего описывает теория открытых и закрытых обществ. В последних статус документа исключительно высок, документу уделяется самое пристальное внимание. В открытом обществе ситуация диаметрально противоположна. Таким образом, когда мы говорим о разных типах документа, мы имеем дело с разными типами обществ, — способы существования в них оформляются через те или иные документы, которые становятся свернутой формулой социального взаимодействия. Обращение к анализу повседневных практик советского человека Дубин отметил как важную особенность сборника и других исследований последних лет. Поворот к этой теме позволяет лучше понять происходящее сегодня.
Намеченное поле обсуждения было поддержано и расширено другими гостями презентации.
Литератор и литературовед М.Ю. Шульман, узнавший на собственном опыте всю опасность противостояния фальсифицированному документу в нашем обществе (и, в соавторстве с Е.М. Шульман, написавший для сборника эссе на эту тему), подчеркнул проблематичность грани между документом «настоящим» и поддельным – суды и милиция могут принимать очевидно поддельный документ за подлинный, когда заинтересованы считать его таковым. Опыт столкновения с подобной ситуацией побуждает желать документу «скорейшей мучительной гибели», в случае, если его «невозможно вылечить от чиновника» с помощью Интернета и быстрого доступа к базам.
Другой автор книги, И.В. Кукулин, доцент отделения культурологии философского факультета НИУ ВШЭ, отчасти отвечая на ранее прозвучавшие реплики коллег, отметил неслучайность появления сборника в настоящий исторический момент, когда «документ это то, за что идет борьба», а именно — за возможность манипулятивно определять, что можно и нужно регулировать документом. По убеждению Ильи Владимировича, «смерть документа» не приведет к исчезновению проблемы — она не в документе, а собственно в устройстве общества. В общественном сознании всегда присутствуют минимум два типа представлений об индивидуальности человека: один — представления об индивидуальности «человека вообще», абстрактного члена общества, второй — представления об индивидуальности «вот этого», конкретного человека. Так вот, документ стоит на границе этих двух представлений, он — социальный инструмент для перевода одного, обобщенного представления, во второе, конкретное.
К.А. Левинсон, в.н.с. ИГИТИ, продолжил разговор в предложенных Б.В. Дубиным терминах открытых и закрытых обществ. В способах выстраивать отношения с учетными и отчетными документами особенностью нашей страны (наследующей советской «закрытости») является двойственность свободы и воли: обладание документом подразумевает специфическую свободу в рамках бюрократического пространства и в сферах, с ним связанных; отсутствие же документа дает другой вид свободы, который Кирилл Алексеевич определил ироничной и афористичной формулой «молодой, холостой, незарегистрированный».
От корпорации историков слово взяла заместитель директора ИГИТИ Е.А. Вишленкова, заметив, что в рамках этой корпорации разговор о документе неизбежно происходит с отсылкой к вспомогательным дисциплинам, и прежде всего к источниковедению. Сборник же позволил взглянуть на проблему в гораздо более широком контексте и стал своеобразным «шведским столом», на котором могут найти себе по вкусу угощение представители практически всех социальных и гуманитарных наук.
О подготовке «исторической» части книги (опроса историков и статьи, анализирующей его результаты) рассказал в.н.с. ИГИТИ Б.Е. Степанов, отметив, что такая работа была сопряжена со значительными трудностями – и это само по себе показательно как свидетельство значительных лакун в области теоретической рефлексии относительно проблематики исторического документа.
А.Н. Дмитриев, в.н.с. ИГИТИ, поделился собственным опытом историка, работающего с традиционными архивными источниками, информационное богатство которых часто недооценивается. Примером может служить давно интересующая исследователей биографии Романа Якобсона история, связанная с принятием им христианства. Этот загадочный шаг находит объяснение при знакомстве со свидетельством о крещении, сохранившимся в личном архиве Якобсона, — документ датирован 1938 годом, что делает понятными мотивы ученого: проживая в Чехословакии, оккупированной фашистской Германией, он хотел таким способом обезопасить себя и свою семью.
Возвращаясь к разговору о книге, С.Р. Матвеев, стажер-исследователь ИГИТИ, заметил, что принцип, по которому она организована, требует большой редакторской смелости и еще больших усилий — авторский коллектив сформирован не по традиционному принципу дисциплинарного родства или близости интересов, а исходя из стремления максимально проблематизировать предметное поле (а вместе с этим — и работу над сборником). Кроме того, были использованы нетрадиционные для академического издания форматы — опрос и эссе, которые задали уникальную архитектонику книги и сделали ее увлекательнее. Правда, количество интервью и реакции респондентов красноречиво свидетельствуют о нерепрезентативности опроса в контексте возложенных на него задач. Гораздо убедительнее выглядит неискусственная рефлексия авторов сборника, каждый из которых посвятил теоретизированию проблемы документа и «документности» несколько страниц в своем тексте.
И.М. Каспэ, завершая дискуссию, напомнила, что соединение в одном проекте разных дисциплинарных областей и разных исследовательских школ – уже вполне традиционный принцип построения книг, подготовленных в ИГИТИ (начиная с коллективной монографии «Классика и классики в социальном гуманитарном знании» под редакцией И.М. Савельевой и А.В. Полетаева (НЛО, 2009)). Что же касается мини-опроса историков, то он, конечно, и не замышлялся как репрезентативный – его целью была своего рода «перезагрузка» устоявшихся практик говорения о документе, попытка посмотреть на эти практики отстраненно и в ином, не вполне привычном — социологическом, антропологическом — ракурсе. Аналогичные задачи ставились и в сборнике в целом. При этом в ходе работы обнаружилось, что разговор о документе практически неизбежно сопровождает эмоциональный накал, который и был поддержан специальным эссеистическим разделом – его авторам представилась возможность рассказать о личном опыте взаимодействия с документами, не ограничивая себя академическими рамками.
Презентация книги и опыт ее создания еще раз подтвердили, что говорить о документе нейтрально и отстраненно даже в теоретической плоскости очень непросто. Претендовать же на завершение этой темы, на создание некоей «окончательной бумажки», которая станет сводом прописных истин и основой основ, невозможно. Правдивость и ценность книги и дискуссии в признании принципиальной незавершенности разговора.
Сергей Матвеев,
стажер-исследователь ИГИТИ