ИНТЕРВЬЮ С ТАТЬЯНОЙ АРХИПОВОЙ

— Татьяна Григорьевна, сейчас многие студенты при выборе специальности ориентируются на моду. Существовала ли мода в выборе высшего образования, когда поступали Вы? 

— Вопрос сформулирован не совсем корректно. Слово «мода» здесь не подходит. В конце пятидесятых – начале 60-х гг. минувшего века государство отдавало предпочтение подготовке кадров массовых профессий. Высшая школа была ориентирована на подготовку инженерных кадров, вузов было немного, в основном технических. Учителя в школе в один голос говорили, что я по складу мышления – гуманитарий. Гуманитарный вуз (не педагогический) был один – Московский государственный историко-архивный институт, выбрала я его в значительной степени случайно – испугалась творческого конкурса на журфаке Московского государственного университета.  Конкурс зашкаливало, но мне удалось поступить. О чем не жалею.

— Почему Вы стали профессионально заниматься наукой? 

— Я преподаватель ВУЗа и в основном «сею», надеюсь, разумное и доброе. Конечно, в высшей школе преподавателю без научных трудов делать нечего (это учитель в школе может пересказывать кем-то написанное), поэтому у меня более двухсот публикаций научного и публицистического характера. Если бы на втором курсе института Н.П. Ерошкин, человек, определивший мою профессиональную судьбу, не предложил мне работать с ним, скорее всего, я бы стала заниматься исключительно наукой. Предложения такие были, но позднее. Научные изыскания позволяют нам удовлетворить свое любопытство иногда и за государственный счет.

— Как изменился облик университетов с 1980 года и по наши дни, по Вашему мнению? Можете ли выделить какие-то особенности? значимые события? поворотные моменты? 

— Мне трудно ответить на этот вопрос – в 80-х гг. я уже во всю преподавала, но попробую. У вузов тогда был один спонсор – государство. Оно не выделяло резко тот или иной вуз, хотя предпочтение все-таки отдавалось вузам техническим – им нужно было соответствующее оборудование, студенты в них получали несколько большие стипендии. Все изменилось в 90- х гг. За последние двадцать лет не было создано ни одного технического, сельскохозяйственного или медицинского вуза, только гуманитарные. Наверное, это ответная реакция на то, что было прежде.

— Какие были условия труда? С какими трудностями Вам приходилось сталкиваться? 

— Трудности работы в вузах не были каким-то исключением. Это были трудности бюджетной сферы. 

— Предполагали ли Вы преподавать заграницей, а если преподавали, то где и когда? 

— Мне приходилось бывать в вузах за границей с ознакомительными целями, например, в Варшавском университете, выступать перед студентами и преподавателями, но это не было преподаванием.

— Предполагали ли Вы уйти из профессии? 

— Никогда. Я отношусь к числу тех, про которых говорят; где родился – там и пригодился.

— Были ли Вы включены в систему грантов и пользовались ли вы поддержкой различных научных фондов (особенно, Сороса)? Если да, то каких? Какие достоинства и недостатки этой практики? 

— Да. Я получила в свое время два гранта РГНФ на книги «Государственность современной России» и «История государственной службы в России ХУШ – ХХ века» (в соавторстве). Вторая книга была отпечатана дополнительным тиражом за счет фонда Сороса и мы получили небольшие деньги за это. Какие могут быть здесь недостатки? Одни достоинства. При низких окладах это большое подспорье.

— Выступаете ли Вы в качестве публичного историка? Какую пользу такой роли для историка-профессионала Вы видите? 

— Если вопрос о лекциях вне студенческой аудитории, то сейчас я это делаю редко, работа не позволяет – я заведующая кафедрой и декан факультета, а раньше выступала часто по партийной линии на предприятиях, в учреждениях и организациях, по линии общества «Знание» объехала всю страну. Польза была обоюдная – я узнавала, чем живет народ, а народ познавал историю государства. Чаще всего я рассказывала о Великой Отечественной войне – это тема моей докторской диссертации.

— Когда Вы выступаете в роли публичного историка, на что Вы акцентируете внимание слушателя? Что Вас больше привлекает в публичной науке: письменная (публикация популярных исторических работ в малой и большой форме) или устная форма (тв, радио)? 

— Привлекает и то, и другое, я всегда старалась извлечь максимум удовольствия из того, что делала. Работать без интереса я не научилась.

— Можете ли Вы определить, что с Вами происходит, когда Вы выступаете в роли публичного историка? Является ли для Вас публичная история набором специфических практик? Различаете ли Вы конвенции, по которым происходит конструирование прошлого в научной и публичной истории? 

— Не вижу большой разницы между работой историка за столом и работой в аудитории. Просто за столом можно что-то исправить, а в лекции уже нет – слово не воробей. Несмотря на более чем сорокалетний стаж публичных выступлений, при входе в аудиторию я волнуюсь, но волнение быстро проходит.

— Можете ли Вы описать образ идеального профессора современности?

— Нет. Понятие «современность» относительное. Многие из тех, кто учил меня, были современны и идеальны, есть такие среди нас и теперь. Формула хорошего специалиста, профессионала: «Понемногу обо всем и все о немногом» (это не я сказала) плюс уважительность, порядочность, толерантность, т.е. весь интеллигентский набор. 

— Спасибо большое! 

— И Вам не хворать. Т.Г.