• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

ИНТЕРВЬЮ С ПАВЛОМ НИКОЛАЕВИЧЕМ КУРЛОВИЧЕМ

дата интервью: 11 января 2013.
место интервью: г. Казань, Казанский Государственный Технологический университет, отдельный кабинет.
время интервью: 1 час.
сведения об информанте: Курлович Павел Николаевич, 1972 г.р., выпускник исторического факультета Казанского государственного университета 1994 г.,  кандидат философских наук (с 2000 года), старший преподаватель, стаж преподавания: 13 лет.
интервью провела:Гребенкина Дина.

— Расскажите немного о себе. Кто были Ваши родители? Что значило в Вашей семье высшее образование?
— Отец - военный инженер. Мать – инженер химик – технолог. Деды и бабки (их родители) высшего образования не имели, были рабочими, крестьянами. Своим детям очень хотели дать высшее образование, как путевку в хорошую жизнь, считали – «У образованных – особое положение». Мои родители первыми в своих семьях получили высшее образование. Особое значение ему придавала мама, следила за моей учебой в школе с прицелом на поступление в вуз. Отец особого значения получению мной образования не придавал, считал, «как получится». Детство прошло в военных городках России и Чехии, где служил отец. В Казань поступать в вуз приехал из Красноярска, т.к. в Казани жили дед и бабушка, у них можно было жить.

— Существовала ли мода в выборе специальности, когда Вы сами поступали в университет? Как определился Ваш выбор?
— Я поступил в КГУ в 1989 г. Мотив – изучить основы обществознания, «социологии», но социологического факультета в университете тогда не было, в других вузах Казани общественные науки глубоко не изучались. Первоначально поступал на специальность «научный коммунизм», но не хватило 1 балла. Тогда подал документы на истфак, учился первый курс заочно и работал в Национальной библиотеке Татарстана, со второго курса – учился очно. Мода тогда была на историю, шло развенчание старых представлений, появлялись новые идеи, было много надежд на обновление общества и науки. Еще одним модным тогда факультетом был физический, там была тогда особая атмосфера свободных общественных дискуссий, свободомыслия. Казанский университет сыграл в моей жизни очень большую роль. Я рад, что там учился. Для Казани, для научного ее сообщества роль университета тоже очень велика.

— Почему Вы стали преподавателем?
— Я хотел стать ученым – исследователем в области философии и социологии, преподавателем стать не думал. После КГУ был призван на 1 год в армию, служил рядовым, потом – ефрейтором в артиллерии. В армии тогда был полный развал, к пушкам и технике нас не допускали, мы занимались хозяйственными работами. Вернулся в Казань, нашел работу в «Татэнерго», работал на компьютерах (я давно и серьезно увлечен компьютерной техникой). Сам обошел кафедры философии в КГУ, педагогическом институте, предлагал свои услуги, пытался найти возможность поступить туда в аспирантуру. Но нигде интереса к себе не встретил. А когда пришел с этой же целью в Казанский химико-технологический институт, там встретился с молодым, только что защитившим докторскую диссертацию философом Курашовым, с которым мы даже не были знакомы. Он предложил мне написать небольшую письменную работу на данную им тему, он прочитал ее и взял меня на учебу своим самым первым аспирантом. Защитил я диссертацию в 2000 г., работать стал там же, на кафедре философии КХТИ. В КХТИ в то время много было молодых преподавателей – выпускников исторического факультета университета, целая «когорта», им не нашлось тогда мест в университете, а в других вузах они внесли большой вклад.

— Каким был Ваш университет в 1980-е годы? Можете ли выделить какие-то особенности? Значимые события? Поворотные моменты? Какую позицию в нем Вы занимали?
— В конце 1980-х – начале 1990-х гг. среди студентов университета распространены были пьянки; было много неформальных молодежных течений – религиозные (нетрадиционные), «фрики» – различные чудаки, многие занимались «бизнесом» - фарцовкой, спекуляцией. В университете я встретился с деградацией науки, с полной потерей каких – либо общественных ориентиров и преподавателями, и студентами, с пессимизмом, с потерей мотивации к учебе у большинства студентов, с неуважением к исторической науке и к историкам. После 2 курса я больше изучал философию, чем историю, многие студенты вообще занимались чем угодно, но только не учебой. Я же разочаровался в возможностях исторической науки, зато увлекся философией и социологией, пользовался научной библиотекой, старался пополнить свой багаж знаний, пока учеба в вузе дает такую возможность.

— Как он изменился в годы перестройки? Как изменилось Ваше место в нем? Какие тогда были условия преподавательского труда? С какими трудностями Вам приходилось сталкиваться? В чем они выражались? Как Вы их преодолевали?
— Во второй половине 1990-х стало много открываться коммерческих вузов, высшее образование стало общедоступным, фактически заменило собой среднее, уровень его сильно снизился. Но в КХТИ тогда студенты еще учились старательно, вуз не был еще заражен всеобщей коммерциализацией и коррупцией. Вуз тогда как бы ограждал от негативных процессов, которые шли в обществе, но зарплата преподавателя была очень мала. Старые кадры преподавателей работали честно, увлеченно, не гнались за заработками, ждали улучшения на основной работе. Постепенно среди преподавателей росло разочарование в своем будущем, шло крушение прежних ценностей (в том числе – уважения к университетскому образованию, тем более что многие институты стали называться университетами, а уровень их работы – не вырос), а новых ценностей и мотиваций – не появилось. Но при этом, те из молодых тогда преподавателей, кто продолжал интересоваться наукой – учились у старых кадров, а сейчас стали преподавателями в Казанском государственном университете.

— Чем отличался университет 2000-х годов от советского времени? Какие тенденции в нем Вас радовали и настораживали?
— Те тенденции, которые я отмечал для второй половины 1990-х гг., продолжали действовать и в 2000 г. Материальное положение большинства преподавателей не улучшилось, жилье приобрести стало нереально, жили в квартирах родителей, бабушек и дедушек, искали дополнительные заработки в коммерческих вузах по совместительству, почасовые и т.д.

— Что происходит с российскими университетами сегодня? Есть ли преемственность между советскими, перестроечными и постсоветскими университетами? Что происходит с Вашим университетом?
— Я не согласен с тезисом: «Сейчас хуже, чем раньше». Может, даже чуть лучше. Например (условно): раньше защищалось 100 диссертаций в год, из них 85 – дрянь, а 15 –достойные. Сейчас защищают намного больше, раз в десять, т.е. до 1000 в год, из них 800 – дрянь, но 200-то – достойные! То есть в абсолютных цифрах – намного лучше! Моя оценка уровня высшего образования сейчас противоречива: объемы учебных программ выросли (раньше в зимнюю сессию студент сдавал не более 3 экзаменов, в летнюю - не более 5, а сейчас – намного больше), требования сейчас  - не ниже. А уровень преподавателей – снизился. Раньше преподаватель был личностью, мастером, а сейчас он – технический работник, профессионал в своей сфере – и все. Престиж преподавателя снизился, он сейчас выполняет только функцию передачи знаний, а раньше был объектом для подражания, кумиром. Но я считаю, что это даже хорошо, т.к. подлинная наука не должна иметь кумиров, ей должен быть свойственен скептицизм, критичность, высокий уровень интеллектуальной свободы. А низкий уровень отдельного преподавателя сейчас студент легко может компенсировать свободным доступом к разнообразным знаниям посредством компьютерных технологий.

— Предполагали ли Вы когда-либо уехать из своего родного города и перейти на другую работу?
— Нет, не предполагал. Переезжать мне некуда, в Казань переехали жить мои родители, а сестра уже давно переехала работать в Москву (компьютерная фирма), но никак не может приобрести там жилье (дорого). Все это делает переезд куда-либо нереальным – я женат, у меня маленькая дочь. В Казани я занимаюсь любимым делом – наукой, другая работа меня не привлекает.

— Были ли Вы включены в систему западных и отечественных грантов? В чем достоинства и недостатки такой системы финансирования науки? 
— Я получал отечественные гранты в составе научного коллектива. Они – малы, нерегулярны, большой роли не играют. Считаю систему грантов в целом полезной, но ее недостаток – в том, что работы приобретают уж слишком «заказной» характер, ученый лишается свободы в выборе тем, самостоятельности в направлениях исследований, вынужден приспосабливаться к требованиям «заказчика».

— Какова роль гуманитарных факультетов в Вашем университете? Какие специальности считаются основными или престижными?
— Гуманитарные факультеты – исторический, например, более не считаются престижными. Более привлекают абитуриентов юридические и экономические специальности. Формально – велик конкурс на социологию и политологию, но только потому, что там мал план приема. А выпускники  - историки, социологи, политологи, философы – никому не нужны, они потом работают где угодно, но только не по специальности. Мне кажется, сейчас более востребованы будут «узко заостренные» специалисты по PR, по промышленной психологии.

— Выступаете ли Вы в качестве публичного историка? (Если нет, признаете ли Вы в принципе полезность такой роли для историка-профессионала?) Когда Вы выступаете в роли публичного историка/ученого, на что Вы акцентируете внимание слушателя? Что Вас больше привлекает в публичной науке: письменная (публикация популярных исторических работ в малой и большой форме) или устная форма (ТВ, радио)? Можете ли Вы определить, что с Вами происходит, когда Вы выступаете в роли публичного историка? Является ли для Вас публичная история набором специфических практик? Различаете ли Вы конвенции, по которым происходит конструирование прошлого в научной и публичной истории?
— Я противник публичной истории. История и так страдает от беллетристики, ненаучности, псевдонаучности, упрощенчества. Если история хочет быть наукой, публичность ей не нужна, так как в этом случае история окрашивается личными мотивами выступающих и слушателей. Популяризаторскую деятельность я приемлю, но только не на телевидении, не на радио, не устно, а в виде книг, статей. Историк в СМИ превращается в политика, в идеолога. А вот брошюры типа издававшихся обществом «Знание» были бы полезны. Сам я публикую статьи в «Википедии», свободной интернет – энциклопедии.

 

Нашли опечатку?
Выделите её, нажмите Ctrl+Enter и отправьте нам уведомление. Спасибо за участие!
Сервис предназначен только для отправки сообщений об орфографических и пунктуационных ошибках.