Интервью с Еленой Евгеньевной Ломакиной

дата интервью: 18 января 2015 г.;
место проведения интервью: г. Иваново;
сведения о собеседнике: Ломакина Елена Евгеньевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры журналистики, рекламы и связей с общественностью Ивановского государственного университета с 2005 г., стаж работы в высших учебных заведениях — 17 лет. В 1997—2006 гг. — преподаватель Ивановской государственной медицинской академии,
в 1999 — 2012 гг. — преподаватель Ивановской государственной сельскохозяйственной академии, в 2002 — 2005 гг. — преподаватель Российского государственного торгово-экономического университета имени Плеханова (филиал в г. Иванове);
интервьюер: Кабанов Федор,  бакалавр I курса Школы исторических наук НИУ ВШЭ.

---

— Спасибо, что согласились на интервью. И первый вопрос о Ваших родителях. Кем они были по профессии? И что значило высшее образование в Вашей семье?
— Оба моих родителя были инженерами. Высшее образование, радиотехническое, было у отца. У мамы было среднее техническое, она заканчивала в Иванове строительный техникум. Отец тоже его заканчивал, но потом поступил в строительный институт. От папы мне пришло понимание, что, во-первых, учение — вещь нужная и оно дает путевку в жизнь, а во-вторых, возможность уехать из маленького города. Для него это была ещё, наверное, реализация каких-то своих перспектив. Так как ему не удалось пойти дальше в науку, эта часть должна была реализоваться в детях.

— Существовала ли мода в выборе специальности, когда Вы поступали в университет? Почему Ваш выбор пал именно на филологию?
— В то время я не была оригинальной — как и многие девочки хотела стать педагогом. Меньше хотели стать врачами. Мальчики хотели стать военными и отчасти инженерами. Выбор моей профессии был в тенденции того времени. Около 30% нашего выпуска стали педагогами. Правда, тогда я даже не задумывалась о преподавании в вузе и планировала пойти работать в обычную школу. До конца обучения я предполагала, что вернусь в свой родной город и буду исправлять "ошибки" своих учителей.

— Почему Вы стали именно университетским преподавателем?
— Я поработала во всех этапных образовательных учреждениях, начиная с садика, затем — начальная школа, среднее звено и старшие классы. И когда ещё не закончила аспирантуру, начала работать со студентами, которые были намного старше. Моими первыми студентами были иностранцы — арабы, которым было больше лет, чем мне. Здесь мне лучше, я могу объяснить и сделать намного больше.

— Каким был Ваш университет в 1990-е годы? Можете ли Вы выделить какие-либо поворотные моменты в его истории?
— Я пришла в Ивановский государственный университет в начале 1990-х годов, время было веселое. Университет был очень простой организацией. Было большое студенческое братство, люди занимались учебой. Разумеется, на филологическом факультете не было простого обучения, учились мы обычно с 8 утра до 9 вечера. Люди жили в университете: кто-то занимался наукой, кто-то ходил на консультации, в это же время кто-то занимался в спортивных секциях и здесь же проходили какие-то мероприятия, ставились спектакли, концерты. Постоянно шло какое-то движение, и это никогда не исходило от преподавателей, а всегда шло "снизу". Студенты выпускали газеты — в отличие от сегодняшнего дня, когда стены абсолютно ничем нельзя украшать. Техническая база нас не очень касалась, и то, что в университете не было ремонта, никого не раздражало. И хотя всё было старое, оборудования никакого не было, работать и учиться в то время было лучше.  Студенты и преподаватели были отстранены друг от друга, а сейчас этого буфера нет. Нельзя было просто так подойти в коридоре, не назначив времени, на кафедру нельзя было вломиться, как это делают сегодня. Была такая атмосфера науки, в которой тебе было пребывать хорошо. Есть куда равняться, есть куда идти. Со II курса я начала заниматься наукой в том русле, в котором я не планировала. Был очень сильный кружок синтаксистов, моим научным руководителем был Николай Николаевич Холодов, который открыл школу "Онтология языка", и он к себе приглашал всех, кто мало-мальски занимался наукой.

— Чем отличается университет 2000-х годов от университета 1990-х? Есть какие-то конкретные тенденции?
— Студенты перестали заниматься только учебой, практически все студенты работают. Меньше людей стало заниматься наукой, да и вообще иметь склонность к этому, но при этом резко возросло количество людей, которые хотят попасть в аспирантуру. С точки зрения финансирования поменялось внешнее оформление вузов, хотя бы сделали ремонт, впервые за все время существования.

— Что происходит с российскими университетами сегодня? Есть какая-нибудь преемственность?
— Во-первых, изменились университетские приоритеты с точки зрения государства. Гуманитарные науки сейчас в загоне: очень сложно получить грант, очень сложно найти какую-то нишу, которая могла бы заинтересовать не только студентов, но и преподавателей. Технарям сейчас живется лучше, чем во времена перестройки, когда они не были нужны. Сохранились многие лаборатории на физическом и математическом факультетах, которые существовали и в 1990-е, и в 2000-е. Я думаю, это преподавательская заслуга — сохранять, и сохранять даже при том, что финансирования нет. Но на данный момент преподавательский энтузиазм иссяк. Есть люди, которые привыкли к определенному порядку. Если руководители подразделений пенсионного возраста, то они в большой степени сохраняют каркас, относящийся к старой административной школе. Человек заработал на пенсию, он провел практически всю жизнь в университете, он занимает какую-то должность, он имеет блага. Он получил здесь квартиру, а тогда это было возможно, он отучил здесь своих детей. Есть среднее поколение, которое доучивалось в этом вузе, но оно ничего не получило абсолютно, оно сейчас имеет все самое мизерное. Ставка в Ивановском государственном университете самая меньшая по городу, а это оплата преподавателя и оплата ваковского доцента. Уборщица получает больше, чем преподаватели. А это значит, что все стали больше ценить своё время, зарабатывать деньги, чтобы прокормить семью. Поэтому ничего лишнего больше на этой работе никто не делает. Есть много студентов сейчас, которым интересно заниматься наукой, но обстоятельства вынуждают это самое время тратить на заработок, чтоб не скатываться к нищете и иметь возможность хотя бы заплатить за квартиру. Это значит, что полдня я должна проводить в другом месте, а университет сейчас для многих становится хобби или, что сейчас называется, "зарабатыванием официальной пенсии". Это настроение, которое сложилось сейчас у людей моего возраста, плюс-минус 10 лет. Остаётся энтузиазм, теперь очень точечно, а не к широкой публике, как раньше: если вдруг у тебя есть студент, который проявляет интерес к чему-либо, тебе очень хочется с ним работать. Это особый внутренний стерженёк, который даёт педагогическое образование.

— В чем, по-Вашему, главное назначение университета?
— Я вообще сейчас не могу соотнести два понятия: "бакалавриат" и "классический университет". "Классический университет", по-моему, даёт очень крепкие фундаментальные знания, на фоне которых ты можешь построить всё остальное. Бакалавриат ровно наоборот: мы сейчас в университете должны научить человека практической деятельности. Для меня это невозможная система: без фундаментального или теоретического знания невозможно ничего построить, всё остальное ты обретаешь с опытом. Для меня "классический университет" остаётся именно базой, на которой выстраиваются научные исследования: сначала глубокие знания, а только потом практика. Есть, наверное, еще один момент, который утерян — это такое общественное обсуждение явлений, которые происходят в гражданском обществе, в том числе и в науке.

— А предлагали ли Вам когда-нибудь уехать отсюда на другое место работы?
— Да, предлагали. Были варианты работать в Китае в достаточно больших университетах, причём с очень хорошими условиями: проживание в кампусе, питание, достойная зарплата, большой контракт с опцией продолжения. И были предложения уехать в Польшу и Чехию на обучение славянским языкам, с перспективой возвращения или пребывания там на постоянной основе.

— А в России у Вас были какие-нибудь варианты из вузов? Или другие места?
— В Иванове, я работала уже в пяти вузах, иногда совмещала всё сразу. Приглашение было в Москву, в Российский университет дружбы народов. У меня произошла смена специальности с филологии на обучение иностранцев, и тогда пришлось преподавать рекламу и интегрированные коммуникации. И здесь получилась другая история, мной начал интересоваться бизнес и до сих пор приглашают в компании, работать консультантом по продвижению какой-то продукции.

— Вас включали в систему отечественных или западных грантов?
— В Ивановском государственном университете есть научный отдел, который якобы занимается грантами и говорит о том, что к нам должна поступать информация. Я ни разу не была включена ни в одну программу Может быть, что-то от меня зависело, может быть, я должна была куда-то пойти и заявиться, не могу сказать. Эта система больше оформительская, а это занимает очень долгое время. Тебе надо сделать документы, сделать их грамотно, потом сделать отчет и мне так кажется, что тот самый отдел, который получает немалую зарплату, должен бы сам этим заниматься, то есть помогать людям оформлять документы. Многие отказываются от грантов именно потому, что вся эта нагрузка ложится на плечи самого человека. Когда Шуйский государственный педагогический университет включили в состав Ивановского государственного университета, оказалось, что по коммерческому вливанию через гранты Шуйский университет был гораздо выше, чем наш университет, потому как там были люди, которые специализированно занимались грантами и включением преподавателей и студентов в эту деятельность. Наш университет в этом плане не оказывает никакой поддержки  преподавательскому составу, да и теперь в уставе университета есть очень неприятные моменты, которые касаются распределения финансов. Тот, кто выполняет грант, не получает всего финансирования, потому что он должен отдать часть университету, который является как бы правообладателем. Так же если я сейчас пишу научную статью, то она принадлежит не мне, она принадлежит университету вместе со всеми авторскими правами. Командировок нет в принципе, все нужно делать за свой счет. Если я куда-то уезжаю, то должна делать это за свой счет, при этом, должна оформить командировку, за которую у меня еще и вычтут из зарплаты деньги. С такой зарплатой даже нет возможности самому куда-то поехать. Единственное, что я знаю — есть грант на 10 миллионов рублей на развитие самоуправления, но деньги эти тратятся катастрофически не по делу, и пользуются этим грантом определенная кучка людей, хотя студенческое самоуправление касается всего университета. 

— Вы работали еще в других университетах. Есть ли какая-нибудь разница с подходом на распределение грантов и поддержки преподавателей?
— Ивановская государственная сельскохозяйственная академия намного меньше, чем Ивановский государственный университет, но, во всяком случае, люди, которые хотят поехать на конференции, по личному заявлению получают оплачиваемый проезд и проживание. На кафедре иностранных языков, где я работаю, людей, занимающихся наукой, намного меньше, чем в Ивановском государственном университете, там работают всего два кандидата наук и три доцента, а все остальные занимают должность старшего преподавателя без научной степени. Но несмотря на это, тем людям, которые ездят, всё оплачивают. Ивановская государственная медицинская академия, к примеру, спонсирует те направления, которыми занимается. Работа на непрофильной кафедре требует, опять же, личного заявления для поездок, но даже если тебя не включают в общий план, тебя поощряют. 

— Какие факультеты являются главными в Ивановском государственном университете? Какие являются второстепенными?
— Юридический факультет является рейтинговым: сколько бы ни было сокращений на бюджетные места, там всегда очень много людей. Второй по значимости — экономический факультет. Он достаточно сильный, и если обратить внимание на объявления, которые даются по вакансиям, то экономисты требуются только с дипломом Ивановского государственного университета, и никакие другие вузы этого города не котируются с точки зрения экономического образования. Социолого-психологический  — это, наверное, третий. Гуманитарные факультеты, конечно, проигрывают. Добирают за счёт направлений физики, химии, математики, где увеличивают бюджетные места до 60 человек. Это отражается на факультетах довольно значимо, поскольку родители предпочитают отдавать детей на бюджетные места. Обучение от этого не страдает, студенты имеют высокий показатель по физике, математике. Но в сегодняшней системе они не имеют права преподавать после бакалавриата. Факультет романо-германской филологии достаточно сильно утратил свой авторитет. Закрылось французское отделение, осталось немецкое и английское. В Иванове осталась всего одна школа, где профильный язык немецкий, и одна школа с французским языком, при этом люди, которые учатся в этих школах, меньше хотят поступать именно на романо-германскую филологию. Хотя раньше был огромный конкурс на бюджетные места. 

— Каким Вы видите университет в будущем? И свое место в университете? 
— Я не вижу будущего вообще, и моего места в университете больше тоже не окажется. Я доучу своих студентов, которыми пока дорожу, но есть определенная точка, где эти студенты закончатся. Через три года я не вижу себя в этом университете, я не вижу ничего хорошего, чтобы могло произойти в этом вузе, если не сменится управляющий и определенная стратегия развития: куда мы движемся и чем мы занимаемся всем коллективом. Можно терпеть низкую зарплату, её задержки, если у тебя есть определенная идея и ты понимаешь, куда идешь. Могут быть какие-то временные трудности, но ты знаешь, что через какое-то время это изменится. Такую возможность я вижу только в том случае, если придет другая команда управленцев, и управленцы, скажем так, разделятся на 2 части – тех, кто двигает науку, и тех, кто организовывал бы это большое пространство, крепких хозяйственников. В этом должен принимать участие весь большой коллектив, потому что когда понятны общие задачи, тогда можно адаптироваться и появляется энтузиазм. Если этого не случится, то будет массовый отток преподавателей или, по крайней мере, будет очень равнодушное отношение к тому, что происходит внутри. Так жить человеку становится просто невозможно, потому что работу свою надо любить. А когда я перестаю любить работу, мне хочется уйти оттуда и уйти, громко хлопнув дверью, то есть не просто так тихо слиться. 

— А почему вы преподавательским коллективом не попробуете что-то изменить в университете?
— Это невозможно изменить, это программа, запущенная сверху, из министерства. Когда был специалитет, была очень понятная программа, а сейчас все поменялось. Новый стандарт бакалавриата "3+" не предвещает ничего хорошего. Когда разрабатывали стандарт первого поколения, логические схемы не были по-настоящему выстроены, и люди, которые составляли планы, просто подгоняли под необходимость предметы, чтобы всё сошлось в единицы и логики. Это должно было быть поступательным движением, а получилось, что сверху спустили и утвердили план, на реализацию которого ещё и спрашивали массу бумаг и всего остального. Бороться с этим невозможно. Удобно ли, полезно ли это – никого не спрашивают. Естественно, когда ты работаешь, ты пишешь какие-то служебные докладные, ты об этом говоришь, всё обсуждается, но результат идет просто в никуда, и мы снова возвращаемся к той же работе. Если сверху ничего не происходит, снизу тоже не будет ничего происходить. У людей, которые заняты зарабатываем денег на жизнь насущную, у которых своя семья, свои проблемы, нет свободного времени. Нужно, чтобы была возможность сплотить коллектив, была какая-то идея, с которой ты можешь дойти до "верха". А сейчас говорят, что если что-то не нравится, пишите заявление. Нет абсолютно никакого диалога.