ИНТЕРВЬЮ С СИРОТКИНЫМ ЮРИЕМ ЛЬВОВИЧЕМ

дата интервью: 12 июля 2013.

место интервью: г. Казань.

сведения о собеседнике: Сироткин Юрий Львович, родился 2 июля 1975 г. Поступил на учебу на исторический факультет Казанского государственного университета (КГУ) в 1992 г. Выпускник факультета журналистики, социологии, психологии КГУ 1997 г., кандидат социологических наук, доцент кафедры социологии и культурологи Казанского государственного университета культуры и искусства (КГУКИ). Стаж преподавания 15 лет.

интервьюер: Гребенкина Дина.

— Расскажите немного о себе. Кто были Ваши родители? Что значило в Вашей семье высшее образование? 

— Я единственный сын в семье. Отец получил высшее образование, стал доктором педагогических наук, профессором, академиком. Мама тоже имеет высшее образование, работает преподавателем истории в музыкальном училище. Дед (по отцу) имел высшее военное образование, работал бортовым техником в авиации. Бабушка (по отцу) тоже с высшим образованием, была учительницей в школе. Дед (по линии матери) имел среднее специальное образование, был агротехником, занимался агрономией. Бабушка (по линии матери) с высшим образованием, юрист. Таким образом, мои родители, дедушки и бабушки — люди образованные, высшее образование в их семьях считалось обязательным делом, само собой разумеющимся для детей.

— Существовала ли мода в выборе специальности, когда Вы сами поступали в университет? Как определился Ваш выбор.

— Я поступил в КГУ в 1992 году. Тогда многие искренне считали Казанский университет самым престижным в стране, гордились, что он существует с 1804 года, является одним из четырех первых университетов на территории бывшего СССР, имеет славные традиции, как тогда говорили. В начале 1990-х годов в Казани модными и престижными считались медицинский институт и юридический факультет КГУ, но туда меня не влекло, так как медициной и юриспруденцией я не интересовался. Родители участвовали в обсуждении со мной выбора высшего учебного заведения и профессии, но предоставили мне свободу решить это самому. Еще начиная со школы, у меня был интерес к истории, к изучению общества, меня привлекала профессия социолога, которая, по моему мнению, требовала изучить историю общества, плюс давала возможность изучить его современное состояние, плюс позволяла заглянуть в будущее общества. Социологического факультета в университете тогда не было, поступил на исторический факультет, там была кафедра социологии; потом был создан факультет журналистики, социологии, психологии, его я и закончил. Это было время «диких реформ», мы тогда не знали, как называется факультет сегодня и как он будет назван завтра, как мы сами будем называться в ближайшем будущем.

— Почему Вы стали преподавателем? 

— В период учебы в университете сначала о своих перспективах не думал, учился, потому что было интересно. Нравился сам процесс исследования какой-либо проблемы, можно назвать это просто любопытством. С четвертого курса был уже нацелен на подготовку кандидатской диссертации, дипломная работа потом стала для нее основой. Материально меня поддерживала, страховала семья, так как экономика страны и обеспеченность людей средствами для жизни становились все хуже и хуже. Окончил университет в 1997 г., стал аспирантом сразу после получения диплома, но в Казанском университете в аспирантуре мест для учебы тогда не было, поэтому поступил в аспирантуру Казанского государственного педагогического института.

— Каким был Ваш университет в 1990-е годы? Можете ли выделить какие-то особенности? значимые события? поворотные моменты? Какую позицию в нем Вы занимали?

— Учиться было очень интересно. Преподаватели были авторитетом для нас (даже сейчас, через двадцать лет, могу назвать фамилии, имена и отчества десяти человек, как минимум). Особое почтение было к заведующему кафедрой социологии как к человеку, который умеет правильно общаться со всеми, имеет высокий интеллектуальный уровень, читает интересные лекции, консультирует по сложным вопросам. На лекции ходили все, писали за лекторами всё. Стремились получить максимальное количество знаний, перенять опыт наших преподавателей, по возможности сотрудничать с ними в их научной работе. Самостоятельно занимались регулярно и постоянно, благо учебные группы были всего по девять-десять человек, поэтому на семинарах преобладало персональное общение с преподавателем, готовиться к занятиям надо было серьезно! Общий настрой в учебе был связан с падением «железного занавеса» — стали доступны достижения гуманитарной мысли дореволюционной России (читали книги Питирима Сорокина 1922 года издания, другую научную литературу, которая ранее хранилась в спецхране); изучали новые для нас теории Запада (Фрейда, Парсонса, Дюркгейма и др.). Был настоящий книжный бум! Увлекало обновление науки. Кроме учебы, ходили на выступления КВН (клуб веселых и находчивых), в университете у меня возник интерес к спорту, к силовой подготовке: с друзьями ходили в так называемую «качалку» в культурно-спортивном комплексе университета (УНИКС). Какой-либо общественной деятельностью мы тогда не занимались.

— Как изменился университет в годы перестройки? Как изменилось Ваше место в нем? Какие тогда были условия преподавательского труда? С какими трудностями Вам приходилось сталкиваться? В чем они выражались? Как Вы их преодолевали?

— Тогда (и сейчас) в образовании наблюдались постоянные попытки реформ, которые приводили не к успеху, а к хаосу. Сначала разрушали что-либо, потом убеждались в отсутствии положительного результата и пытались что-либо восстановить заново. Возникали естественные вопросы: зачем разрушали?Экономический кризис в 1998 году (дефолт) ударил по вузам очень больно. Материально жить преподавателям было трудно, они ытались просто выживать в тех условиях. Я как аспирант получал денег очень мало, сразу пришлось параллельно с учебой в аспирантуре подрабатывать, преподавать в музыкальном училище историю России. Я старался разнообразить свои занятия материалами не только официально признанных учебников, но и новой научной информацией по истории, для чего посещал научную библиотеку им. Н.И. Лобачевского при КГУ, национальную библиотеку Республики Татарстан, искал информацию в сети Интернет. Дополнял занятия экскурсами в историю музыкальной культуры России, что было особенно интересно для моей тогдашней аудитории (я в свое время окончил музыкальную школу по классу скрипки, музыка — мое увлечение с детства). Мы с другими преподавателями-социологами тогда проводили опросы общественного мнения по платным заказам политических партий и государственных органов, определяли рейтинги политиков, выясняли отношение общества к тем или иным вопросам, что тоже давало небольшой дополнительный заработок.

— Чем отличался университет 2000-х годов от советского времени? Какие тенденции в нем Вас радовали и настораживали?

— Я защитил кандидатскую диссертацию в 2000 году, один из моих оппонентов предложил мне работу на кафедре в его институте, в котором можно было преподавать и получать, что важно, стабильную зарплату, которая была там выше, чем в Казанском университете. В те годы в стране был кризис неплатежей, были постоянные задержки зарплат практически везде, так как государство применяло остаточный принцип финансирования для большинства бюджетных учреждений, в том числе для вузов (кроме некоторых государственных, военных, МВД и др.). Образованные люди тогда никому не были нужны, а стать «челноком» и ездить за товаром в Турцию я не хотел; хотел остаться в профессии преподавателем, ученым.

— Что происходит с российскими университетами сегодня? Есть ли преемственность между советскими, перестроечными и постсоветскими университетами? Что происходит с Вашим университетом?

— Сегодня в вузах Казани, в Казанском (сейчас — Приволжском федеральном) университете среди преподавателей-социологов много людей молодых, прогрессивно мыслящих, нет геронтократии. Но при этом очень много женщин, молодых мужчин очень мало, так как их вынуждают уходить с преподавательской работы мизерные зарплаты, которые не дают возможности содержать семью; а женщины легче мирятся со своими мизерными преподавательскими доходами как с дополнительными по отношению к заработкам мужей. Вообще считаю, что преподаватели сегодня работают не ради получения доходов, а занимаются на работе своеобразной общественной «благотворительностью» за свой счет, делясь со студентами своими знаниями. Причем им много лет постоянно обещают повысить заработную плату, чего реально так и не происходит. Считаю, что пока еще в высших учебных заведениях сохраняются хорошие традиции «старой школы» преподавания, переданные прежним поколением преподавателей; таких, у которых учился я сам. Поэтому в целом высокий уровень преподавания сохраняется, но это относится только к государственным вузам, а в коммерческих все обстоит гораздо хуже, они ориентированы не на высокий уровень знаний у студентов, а на ускоренную выдачу им дипломов за деньги. Впрочем, сейчас во всех вузах подавляющее число студентов не конспектируют лекции или научные труды, а копируют информацию из Интернета по алгоритму «выделить — копировать — вставить», не осмысливая её. Они по-своему используют новые технологии, быстрее преподавателей приспосабливаются к изменениям в информационном обществе. Но при этом в каждой группе из двадцати пяти-тридцати человек есть меньшинство (обычно три студента), которые хотят не просто сдать, а знать предмет, который они изучают. Общий уровень подготовки студентов в разные годы нестабилен, может быть на графике представлен в виде синусоиды, что отражает нестабильность в образовательном процессе в России в целом в последние десятилетия.

— Предполагали ли Вы когда-либо уехать из своего родного города и перейти на другую работу? 

— Нет, уезжать из своего города я не предполагал, так как был относительно обеспечен жильем и работой именно здесь, а получить что-либо хотя бы равноценное в другом месте (особенно жилье) было и есть абсолютно нереально. У меня здесь родители, семья, ребенок, всем этим я очень дорожу.

— Были ли Вы включены в систему западных и отечественных грантов? В чем достоинства и недостатки такой системы финансирования науки?  

— В системе грантов я первоначально участвовал, но пришел к выводу, что вложение сил в гранты не соответствует получаемым в результате доходам, которые первоначально бывали обещаны: основную часть средств брали себе грантодатель и вуз, в котором работаешь, реальные исполнители работы получали всего-то небольшой процент, даже выданные по гранту ноутбуки оставались вузу, а не тем, кто на них работал по грантам, исполнители работ оставались ни с чем. Мучила избыточная отчетность. Необходимость оформления огромного количества бумаг по отчетам за гранты убивала всякую инициативу. Поэтому смысла в получении грантов я не увидел, предпочитал им подработку в других вузах как преподаватель.

— Какова роль гуманитарных факультетов в Вашем университете? Какие специальности считаются основными или престижными?

— Роль гуманитарных факультетов все время снижается. Студенты считают, что они дают хорошее образование, но не дают перспективной профессии. Мало их выпускников могут найти привлекательную работу по специальности, особенно в смысле оплаты труда, и особенно — мужчины. Пока престижными считаются экономические и юридические специальности, хотя выпускники там тоже редко находят у нас работу по специальности. Хотя выпускники Казанского (Приволжского) университета на рынке труда котируются по-прежнему выше выпускников других вузов (но и их хорошее трудоустройство не гарантировано, оно больше зависит от помощи родителей и родственников).

— Выступаете ли Вы в качестве публичного ученого? (Если нет, признаете ли Вы в принципе полезность такой роли для ученого-профессионала?) Когда Вы выступаете в роли публичного ученого, на что Вы акцентируете внимание слушателя? Что Вас больше привлекает в публичной науке: письменная (публикация популярных работ в малой и большой форме) или устная форма (тв, радио)? Можете ли Вы определить, что с Вами происходит, когда Вы выступаете в роли публичного ученого? Является ли для Вас публичная наука набором специфических практик? 

— Я охотно даю интервью печатным изданиям, средствам массовой информации, так как считаю, что: 1). Это является признанием моего научного авторитета, 2). Высказывать свою гражданскую позицию — долг каждого нормального члена общества, 3). Профессионал-ученый должен уметь популяризировать научные знания, при этом его ответы должны быть понятны его целевой аудитории. Хотя я больше предпочитаю быть не активным участником общественно-политических событий, а их наблюдателем, исследователем. Публичность, эпатаж — не мой стиль, не люблю саморекламу. Думая, что обществовед должен, прежде всего, заниматься своей наукой. Я не журналист, а ученый-социолог.