ИНТЕРВЬЮ С НИНОЙ АНАТОЛЬЕВНОЙ ЗАИГРИНОЙ

дата проведения интервью: 30 ноября 2013 года

место проведения интервью: Москва, НИУ ВШЭ, Мясницкая, 20

сведения о собеседнике: Нина Анатольевна Заигрина, доцент, заместитель заведующего кафедрой английского языка при факультете менеджмента НИУ ВШЭ. В 1979 г. окончила специалитет Московского государственного лингвистического университета им. М. Тореза. В 1988 г. защитила кандидатскую диссертацию по теме «Лингвостилистические характеристики интервью как типа текста» (специальность «Филологические науки»). Работает в НИУ ВШЭ с 2000 г.

интервьюер: Татьяна Астафьева

расшифровка и редакция интервью: Татьяна Астафьева

— Расскажите немного о себе. Кто были Ваши родители? Что значило в Вашей семье высшее образование?

— Я из семьи военнослужащего, мой папа – военный врач, имел высшее образование. Он был невропатологом, окончил Военно-медицинскую академию в Ленинграде. Мама тоже врач. То есть я из семьи медиков, но немного предала медицинскую традицию. С детства я интересовалась лингвистикой, очень любила английский язык, хотела стать лингвистом. Так как мой папа был военным, я объездила много городов. Мы жили в Пятигорске, когда я окончила школу, и я поступила в Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков (прим.: сейчас – Пятигорский государственный лингвистический университет). Там я проучилась два года, потом папу перевели как военного в Подмосковье, в санаторий «Архангельское». Вся семья переехала сюда, и я перевелась, досдав экзамены, в Московский государственный педагогический институт иностранных языков имени Мориса Тореза, сейчас Московский государственный лингвистический университет.

— Скажите, пожалуйста, почему Вы выбрали именно эту профессию? Возможно, существовала мода на выбор специальности?

— Я окончила школу в 1973 году. Гуманитарные профессии тогда считались достаточно лёгкими, мальчики не шли в институты иностранных языков, в педагогические институты. В основном были востребованы профессии инженеров, врачей, лётчиков, многие ребята шли в военные училища. У нас в Пятигорске был медико-фармацевтический институт, но мне не очень нравилась химия. Ещё был институт иностранных языков, которые я очень любила. Я училась в английской спецшколе, мне хотелось быть преподавателем английского языка и переводчиком.

— Ваши родители не были против такого выбора?

— Нет, не против. Они видели, что я очень увлекаюсь английской литературой. Так как я единственная дочь, они немного сожалели, что традиция медиков потеряна.

— Когда началась Ваша карьера в университете? В каких университетах Вы работали?

— Когда я начинала работать, были в основном институты, университет был один – МГУ. Я окончила Московский государственный педагогический институт иностранных языков имени Мориса Тореза в 1979 году и по распределению попала в Московский физико-технический институт в Долгопрудном, сейчас это уже университет. Там началась моя карьера. Туда попали шесть или семь человек с моего курса, мы преподавали английский язык. Было очень интересно, потому что там был молодой состав преподавателей и великолепные студенты. Там, действительно, были собраны самые одарённые ребята со всех концов страны, в основном, победители физико-математических олимпиадах, при институте ещё была заочная физико-техническая школа. Многие ребята были из далёких деревень, приходили на занятия в спортивных костюмах, в тапочках, но это были уникальные личности, талантливые, очень целеустремлённые! Изучая язык с нуля, они потом могли читать доклады на английском. Там была очень строгая система, они занимались с девяти до шести с двухчасовым перерывом на обед. Это был очень элитарный вуз.

Потом я поступила в аспирантуру при институте Мориса Тореза, три года отучилась и защитила диссертацию по стилистике английского языка на тему «Лингвостилистические характеристики интервью как типа текста». Я вышла замуж, появился ребёнок. Так как физ-тех. располагался очень далеко, а мы ещё жили за городом, дорога занимала очень много времени. Поэтому после окончания аспирантуры я устроилась на работу в Московский открытый университет. Это был новый вуз, на базе бывшего заочного политехнического института. Там я и работала в перестроечный период. А с 2000 года, то есть уже четырнадцатый год, я работаю в Высшей школе экономики. Конечно, помимо преподавательской деятельности, я интересовалась переводом и работала в иностранных фирмах – например, несколько лет сотрудничала с итальянцами.

— Что всё-таки в большей степени было причиной Вашей работы переводчиком – личное желание и интерес или необходимость?

— Я выросла и училась в СССР в пору железного занавеса, у нас не было контакта с иностранцами. В институте у нас был ЛУР – лаборатория устной речи, где мы слушали магнитофонные записи, чтобы запомнить произношение. Когда на четвертом курсе мы поехали в Бирмингемский университет по программе студенческого обмена, там нам говорили: «Как вы хорошо знаете язык!». Они очень удивлялись, когда узнавали, что мы впервые заграницей. У нас была очень хорошая система преподавания. Сейчас, в пору академической мобильности, в этом плане студентам легче – они ездят по миру, слушают носителей языка, мы же были в закрытом пространстве. Что касается работы переводчиком, в первую очередь, желание – когда появились первые иностранные фирмы, мне было очень интересно поработать с иностранцами. Я работала на выставках в Экспоцентре со шведскими, американскими компаниями. Конечно, это была и хорошая подработка, потому что в перестроечное время труд преподавателя оплачивался очень скромно.

— Вы работали в разных университетах, но может быть, у Вас всё-таки сложилась общее представление об университете в СССР, 2000-е и сейчас? Происходила ли какая-то трансформация?

— Следует повторить, что в советское время были закрытые системы, особенно, когда я работала в Московском физико-техническом институте. Это был режимный вуз. Мориса Тореза тоже был идеологический вуз с замкнутой системой. Преподаватели в рамках одного института были изолированным сообществом: несмотря на то, что устраивались конференции, семинары, не было такой открытости и академической мобильности, которая характеризует современный вуз, в частности, нашу Вышку. Конечно, сейчас другие времена. Мы были в закрытых условиях. Была жёсткая дисциплина, нагрузка преподавателей была достаточно высокой – ставка примерно двадцать-двадцать два часа в неделю только голосовых часов, работали пять дней в неделю, редко — четыре. Университеты, где мне довелось работать, были со старыми традициями, у них была хорошая учебно-методическая база. Исключение составляет только Московский государственный областной университет, где я работала в перестройку; сейчас он признан неэффективным и его передали Московскому государственному машиностроительному университету.

— Какие проблемы Вы видите в современном университете? С какими трудностями Вы сталкиваетесь в своей работе?

— Может быть, не касательно Вышки, а в целом по стране, ослабление дисциплины. Вышка всё-таки – особенный вуз, где мотивированные студенты, они хотят учиться. В других институтах, где мне доводилось работать или подрабатывать, мотивация ребят ниже, дисциплина слабее. Конечно, в этом вопросе очень многое зависит от ректората – роль личности в истории [смеётся]. Университеты с хорошим педагогическим коллективом, с традициями выдерживают конкуренцию и очень успешны.

— Вы упомянули, что в советское время университет представлял собой закрытое сообщество. Изменились ли, на Ваш взгляд, отношения между преподавателями?

— Действительно, в советское время отношения между преподавателями, аспирантами, студентами были достаточно строгими, сейчас всё более свободно, и мне это нравится больше. Может быть, это происходит как раз из-за академической мобильности, когда приезжают профессора из других университетов, городов, стран. Отношения в университете стали более демократичными.

— Изменились ли студенты?

— Что касается английского языка, современный студент знает в разы больше. Даже первокурсников, когда мы приходим к ним первый раз, практически уже нечему учить. Они говорят иногда на уровне с преподавателем! Наверное, это происходит из-за того, что многие выезжают заграницу на языковые практики. Конечно, студенты очень информированы, технически оснащены лучше, чем преподаватели. Интересные ребята. Может быть, студенты негуманитарных факультетов иногда меньше читают, более технически ориентированы, technically-minded, но в целом студенты интеллектуально более зрелые, чем были мы.

— Вы затронули вопрос о гуманитарных факультетах. На Ваш взгляд, сейчас более престижными являются гуманитарные или технические специальности в Вышке? Как Вы видите эту ситуацию изнутри, как преподаватель?

— Думаю, самый старый факультет экономики и является самым престижным. Появляется много других факультетов, при этом, расширяется в основном именно блок гуманитарных дисциплин. Даже факультет иностранных языков планируется, филология есть, история, психология, культурология. В целом, появление новых специальностей – положительный процесс, но с другой стороны, расширяется состав студентов и преподавателей. Я вижу опасность в том, что волна расширения может повлиять на качество. Хотелось бы, чтобы Вышка сохранила качество образования.

— Как Вы оцениваете условия труда в Вышке? Сталкиваетесь ли Вы с какими-то трудностями?

— Мне кажется, это зависит от факультета. Я преподаю на факультете менеджмента, у нас всё нормально, даже идеально. А мои коллеги в Московском институте электроники и математики, который не так давно присоединили к Вышке, говорят, что там большая проблема найти аудиторию. Административный состав не очень опытный, накладки в расписании и т.д. Что касается технической оснащенности, белых досок у нас нет, с магнитофонами тоже иногда проблема, в аудиториях иногда маленькие доски, но будем надеяться, что скоро у нас у всех будут лэптопы. В принципе, их легко можно заказать в наших технических службах – это всё возможно и не трудно. То есть всё в этом плане хорошо, и атмосфера в университете очень хорошая.

— Насколько мне известно, Вам приходилось учиться заграницей. Расскажите, пожалуйста, о своём опыте. Сравнивали ли Вы западную и российскую системы образования?

— К сожалению или к счастью, у меня нет длительного опыта обучения заграницей. На один месяц после четвертого курса я ездила на стажировку, потом на переподготовку преподавателей в Оксфорд и в Кентербери. Но это были курсы для преподавателей. Конечно, я наблюдала жизнь студентов в Оксфорде, хотя прямых контактов с ними у меня не было. Там студенты очень дисциплинированные, практичные, но может быть, это атмосфера страны влияет на них, тут точно сказать не могу.

— Были ли Вы включены в систему западных или отечественных грантов? В чем, на Ваш взгляд, достоинства и недостатки такой системы финансирования науки?

— Наша кафедра никогда не подавала на грант, и я сама не работала с этой системой. Конечно, при недостаточном финансировании науки гранты имеют положительную роль.

— Не возникало ли у Вас желания перейти работать в другой университет? Переехать в другой город? Уехать в другую страну?

— Мне всегда нравилось здесь работать. В другой город ни по семейным обстоятельствам, ни по каким другим я не планировала уезжать. Заграницу тоже не было ни желания, ни возможности. Я знаю, в Вышке сейчас есть очень хорошие программы, в магистратуре, например. Ребята с удовольствием едут учиться заграницу. Я знаю своих бывших студентов, которые работают заграницей. Мне кажется, если они там находят работу, то почему бы и нет, это ведь очень интересно. А мне здесь хорошо.

— Нина Анатольевна, огромное спасибо за интересные ответы!

— Вам тоже спасибо!