ИНТЕРВЬЮ С ИЛЬЕЙ ЛЬВОВИЧЕМ ШМУРАКОМ

Время проведения интервью: 28 июля 2013 г.
Место проведения интервью: Москва, квартира cобеседника.
Сведения о собеседнике: Шмурак Илья Львович, доктор технических наук, профессор. Родился в Москве 7 ноября 1933 г. Окончил факультет технологии резины (в настоящее время химии и технологии получения эластомеров)  Московского института тонкой химической технологии. В 1964 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Исследование влияния функциональных групп полимеров адгезива и активных добавок к резине на прочность связи резинокордных систем». С 1956 г. работал в Научно-исследовательском институте шинной промышленности. Занимал должности младшего научного сотрудника с 1956 по 1962 г., старшего научного сотрудника с 1962 по 1981 г., зав.сектором с 1981 по 1984 г., зав. лабораторией с 1984 по 1994 г., главного научного сотрудника с 1995 по 1996 год, зав. лабораторией с 1996 по 1998 г., зав. сектором с 1998 по 2004 г., зав. лабораторией с 2004 по 2013 г. В 1978 г. защитил докторскую диссертацию на тему «Исследование физико-химических процессов в граничных областях резинокордной системы».
Продолжительность интервью: 52 минуты.
Ситуация интервью: беседа проходила в спокойной дружелюбной домашней обстановке. Собеседник был открыт для разговора.

— Здравствуйте, Илья Львович! Для начала я Вам расскажу, для чего мы собираем воспоминания. Я работаю в Центре университетских исследований. Получается, что история науки, история образования XIX —начала XX столетия в той или иной степени известна, но, к сожалению, история последних нескольких десятилетий практически нигде не освещена. Это период, когда создаются многочисленные частные ВУЗы, когда происходит объединение университетов в федеральные ВУЗы, когда уничтожаются научные школы и разные НИИ, не зафиксирован. А наш Центр занимается тем, что пытается создать источники для следующего поколения для изучения истории науки и образования последних трёх десятилетий. Мы уже собрали около 60 интервью у людей различного ранга, разных научных чинов и учёных степеней, каждый из которых рассказывает о своей истории, Таким образом, мы получаем разные версии истории науки, истории университета глазами человека. Поэтому мы разработали ряд вопросов. Я Вас хочу попросить рассказать немного о себе и о том, что значило в Вашей семье высшее образование. Первый ли Вы человек, который получил его, хотели ли этого Ваши родители?
— Я даже не знаю, что сказать, потому что это получилось автоматически, я был воспитан таким образом, то есть имел типичное советское воспитание: учись и станешь человеком.

— А Ваши родители уже имели высшее образование?
— Нет.

— Получается, что Вы первым в семье получили его?
— Отец получил высшее образование уже тогда, когда работал, будучи в приличном возрасте. Он получил его без отрыва от работы. Он тогда работал в книготорговле и был заведующим книжным магазином. Эта работа требовала высшего образования, и отец получил гуманитарное образование. Мама высшего образования не имела.

— Расскажите, пожалуйста, о периоде, когда Вы выбирали, в какой поступать университет. Существовала ли в те годы мода на выбор специальности?
— Видите ли, я заинтересовался химией после седьмого класса и хотел поступать в химический ВУЗ, но путь в университет на химфак для меня был закрыт из-за национальности.

— Это мы сейчас говорим о 50-х годах?
— Да, я закончил школу в 1951 году и в том же году поступил. Мне оставался только Московский институт тонкой химической технологии (МИТХТ), а в университет я поступить не мог, хотя неоднократно участвовал в олимпиадах, получал грамоты. Но когда я подал туда документы, мне сразу сказали: «Лучше не пытайся». И я забрал свои документы и пошёл в Институт тонкой химической технологии. Туда меня взяли без вопросов.

— А почему так получилось?
— Это нужно спросить у покойного товарища Сталина с его зоологическим антисемитизмом (усмехнулся). Естественно, это распространялось на все нижестоящие инстанции.

— Расскажите, пожалуйста, как Вам училось в те годы. Испытывали ли Вы давление по этническому признаку во время обучения?
— Во время обучения нет, ведь всё предопределяется людьми. Быть может, мне везло на таких людей, которые не обращали никакого внимания на мою этническую принадлежность.

— Расскажите о том, как Вы решили остаться на кафедре после того, как отучились положенные годы.
— Я не остался на кафедре. Я был распределён в отраслевой институт, где проработал всю жизнь. Начинал я с должности младшего научного сотрудника, как все. После этого я стал старшим научным сотрудником и уже в этой должности защитил кандидатскую. После трёх лет работы в институте я поступил в заочную аспирантуру и обучался в ней без отрыва от производства: работал, одновременно готовился к кандидатским экзаменам и сдавал их.

— А выбор научной стези был предопределён? Можно сказать, что это был зов души?
— В какой-то степени он был предопределён, потому что та область, которой я занимался, теснейшим образом была связана с химией. Когда я поступал на работу, я старался попасть именно в эту лабораторию. Моё желание было удовлетворено.

— Расскажите, в каком состоянии встретил Вас институт в том 1956 году, когда Вы поступили на работу? Опишите всё, что приходит Вам на ум: какие были люди, какие были стены, коридоры, чем пахло в этих коридорах?
— Ну, особого запаха я не запомнил. А люди мне запомнились тем, что они были искренне влюблены в свою профессию, занимались любимым делом и делали это дело. Атмосфера была хорошей, без подсиживаний.

— А с какими трудностями Вам пришлось столкнуться?
— Мне сейчас трудно об этом сказать. Дело в том, что когда я начинал работать, мне всё было незнакомо. Надо было втянуться в эту систему, привыкнуть к ней. У меня получилось. Это было уже после смерти Сталина.

— Расскажите о том, какова была Ваша позиция уже в 60-е годы.
— В 1956 году я стал младшим научным сотрудником, поступившим на работу, в 1962 году — старшим научным сотрудником, а в 1964-м я защитил кандидатскую диссертацию, и в том же 1964-м у меня родилась дочь. Вот такое совпадение. 1964-й был для меня самым удачным.

— Скажите, за счёт каких средств тогда существовал Ваш институт?
— В советское время за счёт государственных средств. Институт подчинялся министерству. Было такое Министерство нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности. В рамках этого министерства находился институт, и этим министерством финансировались все работы.

— Хватало ли средств на эти работы?
— Видите ли, не удавалось закупить то оборудование, которым в те годы располагали крупные зарубежные фирмы. Оно было достаточно дорогим, а в Советском Союзе оно не производилось.

— А как Вы выходили из этой ситуации, ведь развивать-то всё равно нужно?
— За счёт, главным образом, методики экспериментов. Не было лабораторных машин, поэтому приходилось всё делать вручную. Я занимался соединением армирующих материалов с резиной. У шины силовую нагрузку принимает её армирующая часть, то есть шинный корд либо из текстиля, либо из металла. Но текстильный корд из синтетических материалов требуют специальных мероприятий для того, чтобы соединить его с резиной. Вот этим я и занимался. Если за рубежом пропитка корда осуществлялась на специальной машине, это мы делали это вручную: нитки корда наматывали на рамочки, погружали их в ванночку, потом в сушильный шкаф, ну и потом вулканизация образцов, а для этого уже требовался специальный пресс. Это всё было.

— Скажите, были ли какие-то попытки получить это оборудование?
— Неоднократно отправлялись просьбы в Министерство, но они оставались без удовлетворительного ответа, то есть вообще не было никакого ответа. Было ясно, что в ближайшее время никакого улучшения ситуации не предвидится, хотя огромные средства вкладывались в строительство заводов. Мы целыми месяцами проводили время на шинных заводах, помогая их работникам осваивать оборудование. Такие командировки были по всему Советскому Союзу. Я побывал во всех городах европейской России, где были шинные заводы, в Свердловске, Барнауле, Красноярске, Омске неоднократно бывал, в Южном Казахстане и Азербайджане. А выезд за рубеж для меня был закрыт из-за национальности и того, что я имел доступ к секретным материалам. Исключением была только Болгария, в которой я провёл три месяца в 1971 году, оказывая помощь при освоении производственного процесса на шинном заводе в городе Видин.
— То есть у Вас был опыт. Вы могли сравнивать то, что происходило в Вашем институте, с тем, что происходило в других  городах. Как проходили Ваши командировки: Вы всё время были на заводах или имели контакт с сотрудниками других институтов?
— Всё время был на заводах. Хотя были командировки к смежникам, например, в Институт синтетического каучука в Ленинграде. Они делали для нас латексы, которые мы использовали.

— Скажите, пожалуйста, а не поступало ли Вам когда-нибудь предложений оставить свой институт и перейти в другой?
— Таких предложений не было. Дело в том, что у меня достаточно узкая специальность, а в Советском Союзе не было подобных организаций, которые бы этим занимались. В Москве тем более.

— Как мне полагается, такая узость специальности должна была давать Вам некое привилегированное положение.
— Наверное, так, потому что я был доктором наук, заведующим лабораторией. Оклад был 500 рублей, сумасшедшие деньги по тем временам, поэтому материальных проблем у меня не было.

— А Вы сейчас о каких годах говорите? Когда Вы защитили докторскую?
— Докторскую я защитил в 1978 году. И защита проходила с трудом. Во-первых, потому, что специальность была узкой, во-вторых, я не очень хорошо отвечал на вопросы  членов Учёного совета, ну, и, в-третьих, из-за национальности. Из четырёх голосов «против», мною полученных, два были обусловлены национальностью. В те времена это имело существенное значение.

— Скажите, присвоение докторской степени изменило в Ваших глазах роль института? Изменилась ли Ваша роль для института и его роль для Вас?
— Моя роль в институте изменилась. Я стал уважаемым специалистом, к мнению которого прислушивались, хотя это было и раньше. Но когда я получил степень, моё мнение стало более весомым. Это естественно, такова человеческая природа. К тому же значительно повысилась зарплата. Будучи младшим научным сотрудником, я получал 880 рублей в ценах до 1961 года, старшим научным сотрудником без степени — 130 рублей, с кандидатской степенью — 280 рублей, а став доктором наук — уже 500 рублей. Это при том, что средняя зарплата в Советском Союзе в то время составляла 120 рублей.

— Как Вы справлялись в периоды, когда у Вас был минимальный оклад?
— Я занимался репетиторством, натаскивал людей, которые собирались поступать в институт. По химии. Таким образом, у меня был частный преподавательский опыт. Более того, в последние годы я читал лекции студентам на базовой кафедре химии и технологии эластомеров МИТХТ, организованной в нашем институте, и непосредственно в МИТХТ. Также, я не один раз выступал в качестве официального оппонента кандидатских и докторских диссертаций. Это тоже преподавательская деятельность. Профессорское звание мне было присвоено после того, как я подготовил пять аспирантов уже после советской власти в 1990-е годы.

— С каким чувством Вы вспоминаете о том периоде своей жизни? Чем для Вас было преподавание?
— Мне было интересно. Было интересно отдавать знания. Хотя в последние годы моей работы мне было уже не очень интересно работать со студентами, так как специальность была невостребованной, и студенты знали, что по специальности они работать не будут.

— У Вас когда-нибудь возникала мысль сделать преподавание Вашей основной деятельностью?
— Конечно, были такие мысли. Но, как правило, для крупных специалистов преподавательская деятельность является чем-то не основным.

— Расскажите, пожалуйста, чем стала перестройка для Вашего института? Как вы её встретили?
— Знаете, в 1980-е годы ничего существенно не изменилось по сравнению с 1970-ми, потому что по-прежнему строились новые заводы, по-прежнему мы ездили в командировки, чтобы помочь в освоении производственного процесса. Все неприятные изменения произошли уже после 1980-х годов, когда закончилась советская власть, и мы стали хозрасчётной организацией. Государственное финансирование закончилось, мы стали заключать договоры с шинными заводами и холдингами, куда они входили, которые стали нас финансировать. Финансирование было скудным и начались массовые сокращения. И вскоре институт прекратил вообще своё существование. В связи с ликвидацией отраслевых институтов в те годы отраслевой науки в России больше не существует. А теперь добрались и до Академии наук. Это печально, но это так. Зачем нужна наука, когда можно продать нефть, продать газ и купить на эти деньги всё остальное?

— А какие отношения царили в коллективе, когда происходили сокращения?
— Дело в том, что когда институт прекращал своё существование, в нём оставались практически одни пенсионеры. Молодёжь не приходила, потому что зарплата была очень маленькой. Сокращения происходили болезненно, но, в основном, все сотрудники допенсионного и предпенсионного возраста быстро находили себе другую работу.

— У меня в голове рисуется образ сильного профессора, хорошо зарабатывающего. А что случилось? Вам совсем минимизировали зарплату?
— В последние годы зарплата у меня была 15 тысяч. Но мне много ли надо? Дети были уже самостоятельными. На еду хватало, слава Богу.

— Всё это очень грустно.
— Это естественные процессы. Был Советский Союз. Далеко не всё мне нравилось в этом Союзе. А Вы не жили при советской власти и являетесь продуктом той действительности, которая есть сейчас, и Вам не о чем сожалеть.

— Но я жалею о том, что умирает наука!
— Наука не умирает, она уже умерла. Она тихо скончалась. Изоляция Советского Союза привела к тому, что создавалась промышленность. Хоть имело место и отставание, но это была своя промышленность, и была востребованность. А теперь ничего этого нет. Есть нефть, есть газ. И на эти деньги можно купить всё, что угодно.

— А после распада Советского Союза у Вас не возникло желания уехать туда, где эта наука была жива? Ведь границы были открыты.
— После того, как умер Советский Союз, я был уже в пенсионном возрасте и смог выезжать лишь в качестве туриста. Я побывал в Израиле, во Франции, в Англии, в Италии. В командировке я побывал в Пекине и Куала-Лумпуре. Но уехать туда работать мысли не было, потому что за рубежом я был не нужен. Крупные производственные фирмы решали проблемы за счёт своих специалистов, и варяги им были не нужны. К тому же специалисты моей области совершенно не востребованы за рубежом.

— Я так понимаю, что за рубежом отраслевую науку развивает не государство, а частные компании. Почему не удалось сохранить институт здесь?
— Потому что здесь это никому не было нужно.

— А пытались ли Вы как-нибудь содействовать сохранению института?
— Единственное, что я мог сделать - это написать несколько статей в наши специальные журналы, но это был глас вопиющего в пустыне.

— То есть Вы стали свидетелем зарождения, развития, расцвета и распада института?
— Нет, я не застал его зарождения, так как создан институт был ещё до войны, но я был свидетелем всех его последующих этапов развития и распада, и, смею надеяться, сделал некоторый вклад в это самое развитие.

— В чём выражался расцвет института?
— В расширении института, в той роли, которую он играл в становлении промышленности. 1960-70-е годы — это расцвет.

— А не существовало ли меценатов, которые были готовы помочь институту?
— Нет (усмехнулся). Были рейдеры, которые бросались, как коршуны, на территорию, которую занимал институт.

— Скажите, пожалуйста, известно ли Вам что-нибудь о системе грантов?
— Известно, но это касается не столь узкого направления, как моё. Для того, чтобы получить грант, нужна была востребованность, а в советское время никаких грантов и не было.

— А каково Ваше личное отношение к грантовой системе?
— Видите ли, я никогда с этим не сталкивался, поэтому даже не могу высказать своё отношение. И ещё раз, гранты существуют для фундаментальных исследований, а не для узких специальностей.

— Я брала интервью у многих представителей гуманитарных наук и многие из них говорят, что русскую гуманитарную науку в 90-е годы спасли гранты.
— А в России есть гуманитарная наука?

— Я думаю, что есть, а Вы думаете, нет?
— Что Вы имеете в виду под гуманитарной наукой?

— Историю, социологию, например.
— Ну, я думаю, что история и социология продолжают влачить жалкое существование, потому что, зная о том, что президент ставит вопрос о написании единого учебника по истории, можно себе представить, в каком состоянии сейчас пребывает историческая наука.

— А каково положение науки в России сейчас?
— Прикладной науки сейчас нет. Функционируют лишь остатки таких институтов, которые работают на оборону.

— Если бы в Вашей власти было изменить ситуацию в науке, что бы Вы сделали? Есть ли у Вас какой-нибудь рецепт?
— Не должно быть в нашей стране такого дикого капитализма. Чтобы всё вернулось на круги своя, не должно быть капитализма не вообще, а именно капитализма российского образца. Но, боюсь, такого рецепта нет ни у кого. Хотя при НЭПе, возможно, всё было бы хорошо. НИИ сохранили бы свою роль. А образование в нашей стране сохраняется до сих пор только благодаря старым преподавательским кадрам, которые остались ещё с советского времени.

— Если говорить об университете, как о рассаднике науки, то какие факультеты можно было бы назвать первостепенные, а какие второстепенными?
— Это совсем не моя область, но я бы назвал первостепенными факультетами физический, химический, биологический. А, например, филологический… не знаю, нужны ли сейчас филологи России? Наверно, нужны.

— Как Вы думаете, каково сегодня назначение университета?
— Я думаю, что университет продолжает играть серьёзную роль в становлении российской интеллигенции.

— Спасибо большое!

Научно-исследовательский институт шинной промышленности — вчера и сегодня

До 1941 года в СССР существовал только один Научно-исследовательский экспериментальный институт резиновой промышленности (НИЭИРП), в тематике которого шинам уделялось очень мало места. Постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР от 29 марта 1941 года был создан Научно-исследовательский институт шинной промышленности (НИИШП). Он был организован на базе лабораторий НИЭИРП'а.  В  задачи НИИШП входили конструирование шин, разработка технологии их производства, рецептуры резин, теоретические и поисковые исследования в этих направлениях. С первых лет своей деятельности НИИШП поддерживал тесные связи со специалистами автомобильной промышленности, машиностроения, отраслей промышленности, производящими сырье для производства шин, вузовской и отраслевой науки.
В годы войны все усилия института были направлены на оказание технической помощи промышленности, обеспечивающей фронт вооружением и военной техникой. Работами НИИШП в этот период и первые послевоенные годы руководили директор института А.С. Федотова, его сотрудники В.Ф. Евстратов, В.В.Горохов, Г.Н. Буйко, И.И. Селезнев, В.А. Пинегин, В.П. Зуев, П.Н. Орловский и другие. Член-корреспондент АН СССР доктор технических наук профессор В.Ф. Евстратов долгие годы являлся заместителем директора института по научной работе и внес неоценимый вклад практически во все, что было создано в институте. Во время войны работы проводились непосредственно на шинных заводах, опытном заводе института, Ярославском и Омском шинных заводах.
В годы войны и первые послевоенные годы при непосредственном участии НИИШП были восстановлены разрушенные войной Ленинградский и Ярославский шинные заводы,  освоены мощности на Воронежском, Ереванском,  Кировском, Московском, Омском шинных заводах. Основные разработки института в этот период — шины 260-20, 210-20 для автомобилей ЗИЛ и ГАЗ, за освоение которых были удостоены Государственной премией СССР Г.Н.Буйко и И.И. Селезнев, авиационные шины для реактивных самолетов. Их разработка и освоение были также отмечены Государственной премией СССР. Среди ее лауреатов были сотрудники НИИШП Н.Н.Линьков, А.В. Брайковский, В.Ф. Евстратов и М.В. Тимофеева.
Важное значение имели научно-исследовательские и опытные работы по созданию технологических процессов получения технического углерода из жидкого сырья, за что работникам института В.П.Зуеву и П.Н.Орловскому была присуждена Государственная премия СССР.
В 1959-62 гг. НИИШП принимал непосредственное участие в пуске Бакинского, Красноярского, Волжского и Днепропетровского шинных заводов. Последний являлся заводом третьего поколения и отвечал тогдашним передовым требованиям техники и технологии шинного производства. Активную роль в создании перечисленных заводов играл Государственный институт по проектированию и освоению производственных предприятий резиновой промышленности — «Резинопроект», с которым наш институт тесно взаимодействовал.
В 1959 году директором НИИШП становится П.Ф. Баденков, оставивший НИИШП в 1987 году, при котором институт достиг наибольшего расцвета.
В начале 1960-х годов институтом были разработаны комбинированные радиальные шины с радиальным расположением текстильного корда в каркасе и брекером, армированным металлокордом, в том числе  шины 200-20Р для автомобиля ГАЗ-51 с вискозным кордом в каркасе. В их создание основной вклад внесли И.И. Селезнев, В.Н. Пращикин, Л.В. Десидлей и др. В течение 1960-65 годов были разработаны и внедрены в производство шины 260-508Р, 240-508Р, 200-508Р для автомобилей ЗИЛ-130, ГАЗ-53 и ГАЗ-51.
В 1969 году НИИШП принимал активное участие в пуске Барнаульского шинного завода, в 1972 году — Белорусского и Белоцерковского шинных заводов, а в 1979 и 1981 году — самых современных по тому времени –Нижнекамского и Чимкентского шинных заводов.
Существенное повышение качества комбинированных радиальных шин было получено в результате применения термообработанного капронового корда в каркасе (Т.В. Ионова, Н.В. Кропина, И.П. Нагдасева и др.).
При конструировании радиальных шин использовались созданные В.Л. Бидерманом, Б.Л. Бухиным, В.А.Пугиным, В.И. Новопольским и др. теоретические основы построения профиля и расчета прочностных характеристик радиальных шин.
В течение 1970-1990-х годов много было сделано для создания и внедрения перспективных легковых радиальных шин (С.П. Захаров, Б.В. Крушевский, Ю.С. Левин, Г.Л. Портный, С.А. Трофимов и др.), в каркасе которых с середины 1990-х годов стали применять полиэфирный корд (Б.С. Гришин, В.Я. Генин, И.М. Тункель и др.).
Начиная с 1983 года, институтом разрабатывались грузовые радиальные шины с металлокордом в каркасе и брекере (ЦМК-шины),  совершенствование и внедрение которых продолжается вплоть до настоящего времени (Г.Л. Портный, З.П. Подкопаева, А.Д. Пояркова, В.Л. Малоенко, В.П. Иванова и др.).
На протяжении всей своей истории НИИШП создавал и внедрял шины и другие изделия для современных самолетов и другой оборонной техники (К.С. Путанкин, В.В. Сергиевский, И.В. Веселов, Б.В. Ненахов и др.). Апофеозом этих работ стало создание и изготовление шин для космического челнока «Буран», полет которого состоялся в ноябре 1988 года.
В НИИШП'е была также создана принципиально новая технология изготовления литьевых олигомерных шин (О.Б.Третьяков, Л.А.Шуманов, С.А.Любартович и др.), которую не удалось довести до внедрения из-за отсутствия необходимого финансирования.
В силу особенностей сложившейся в СССР ситуации шинные резины основывались на применении синтетического каучука (СК). Поэтому неотъемлемой составляющей создания высококачественных отечественных шин в период с конца 1950-х годов по 1980-е годы включительно явились разработка и внедрение шинных резин на основе СК (В.Ф. Евстратов, Г.Н.Буйко, А.С. Лыкин, В.А.Сапронов, Б.С. Гришин, А.Г.Шварц, Н.М. Арензон, М.М. Резниковский, Н.Л. Сахновский, Л.В. Масагутова, Ф.Е. Куперман, А.М. Пичугин и др.). За освоение этих резин ряд сотрудников института были удостоены премии Совета Министров СССР. Важную роль в создании таких резин сыграло использование модификаторов (А.Г. Шварц, В.Г. Фроликова и др. в сотрудничестве кафедрой физики и химии каучука Московского института тонкой химической технологии) и современных антиоксидантов и антиозонантов (С.М. Кавун и др.).
В тот же период много было сделано в области освоения новых армирующих материалов (капронового корда и металлокорда) и технологических процессов их переработки (Е.Я. Яминская, Р.В. Узина, М.С. Достян, Т.В. Ионова, Б.И. Волнухин, В.Я. Генин, И.Л. Шмурак, Н.В. Кропина и др.).
Также в этот период были разработаны и освоены новые технологические процессы и оборудование для изготовления резиновых смесей, заготовительно-сборочных процессов  и  вулканизации (В.А. Пинегин, А.А. Вольнов, В.А. Ионов, Ю.П. Басс, А.И. Лукомская, М.Р. Зарецкий, И.М. Муслаев, Н.И. Шихирев, Л.М. Кеперша, И.А. Спивак и др.).
Из других областей деятельности института следует упомянуть проведенные с начала 1950-х годов до настоящего времени работы по восстановлению шин, использованию изношенных шин и отходов производства (Б.З. Каменский, Е.Г. Вострокнутов, В.Е. Евзович, Д.Р. Разгон и др.), комплексу испытаний готовых шин различного назначения и их сертификации (В.С. Калинковский, Е.В. Бойко,  Ю.С. Кудряшов и др.), техно-экономические исследования (Ф.И. Яшунская и др.).
Очень важный вклад в испытание и внедрение разработок института внесли работники Опытного шинного завода (Ш.Б. Баранов, И.С. Лемещенко, А.М. Муратов, С.А. Земскова и др.).
К сожалению, в начале 2000-х годов НИИШП разделил судьбу практически всех отраслевых институтов России — искусственное банкротство, захват территории и уход в коммерческие структуры и на пенсию многих ведущих сотрудников. В 2004 году на его базе был создан Научно-технический центр «НИИШП». Сохранился основной костяк высококвалифицированных специалистов и экспериментальная база, что позволило ему стать преемником НИИШП по научной деятельности в области конструирования шин, разработки материалов и технологии их производства. В настоящее время НТЦ «НИИШП» готов предложить:

- инновационный проект по созданию принципиально новой революционной технологии "Модуль", позволяющей обеспечить автоматизированное изготовление шин различного назначения с высокими эксплуатационными характеристиками;

- усовершенствованные ЦМК-шины, радиальные авиашины, безопасныелегковые шины, работоспособные при отсутствии внутреннего давления;

- рецептуру резин, основанную на применении новых каучуков, например, растворного бутадиенстирольного каучука ДССК 25 45,  новых типов высокоструктурного техуглерода, новых химикатов и технологически активных добавок и способную обеспечить конкурентоспособность шин различного назначения;

- рекомендации по совершенствованию технологии изготовления шин, основанной на  применении современного оборудования отечественного и зарубежного производства.

К сожалению, НТЦ «НИИШП» испытывает трудности с финансированием своей научной деятельности, но его специалисты уверены в своих силах и с надеждой смотрят в будущее.

 доктор технических наук, профессор Шмурак И.Л.