Репортаж с презентации 22-го номера журнала «Синий диван», посвящённого В. И. Ленину
Репортаж волонтера Центра истории идей и социологии знания Е. Е. Давыдова с презентации 22-го номера журнала «Синий диван», посвящённого фигуре В. И. Ленина.
13 января 2018 года в Библиотеке имени Н. А. Некрасова состоялась презентация 22-го выпуска журнала «Синий диван», который был посвящён фигуре В. И. Ленина. Среди выступавших были авторы статей и переводчики: Олег Аронсон, Андрей Парамонов, Кирилл Корчагин, Денис Ларионов, Федор Блюхер, Руслан Хаиткулов, Денис Шалагин, Эдвард Сержан и редактор Елена Петровская.
В своём вступительном слове Елена Петровская объяснила причины обращения к идеям Ленина. Столетний юбилей Октябрьской революции, который остался проигнорированным официальными властями, заметным образом отразился лишь на выходе двух сериалов на федеральных каналах. В них был представлен карикатурный образ Ленина-шпиона, совершающего революцию на немецкие деньги. Однако в условиях упадка протестного движения 2011-2012 гг. в России и отсутствия надежд на позитивные социальные изменения, встаёт необходимость осмыслить Ленина как теоретика действия, понимаемого не как личный поступок, а как действие коллективное. В.И. Ленин интересовал авторов номера именно в связи с революцией, как выразитель движения масс, который может помочь нам ответить на вопрос о субъекте действия сегодня.
После краткого представления авторов слово взял Федор Блюхер. Он подчеркнул свою приверженность марксистскому методу, который, однако, никто из авторов номера, по его мнению, не использовал в своих работах. Свое выступление он сосредоточил на критике статьи Эдуарда Надточего («Об одном проигранном споре, или Ибн Рушд и большевики»), где проанализирована полемика Ленина и Богданова. Надточий возводит её к спорам Аверроэса и Авиценны о коллективной и индивидуальной душе. Поскольку арабские философы работали в исламской традиции, значительно отличающейся от европейской по своим базовым представлениям об отношениях между Богом и человеком, Ф. Блюхер посчитал некорректным искать у них основание для спора между Богдановым и Лениным. Он попытался прояснить логику статьи Надточего, обратившись к проблеме отношения предиката и субстанции. Ссылаясь на философию Канта и статью Жана-Люка Нанси («Что делать? (фрагменты)»), докладчик обосновал, что взаимодействие предиката и субстанции происходит в действии. В связи с этим философским вопросом возвращаясь к Ленину, докладчик подчеркнул, что его подход нельзя сводить к чистому активизму, действию ради действия, как это представлено в тексте Сильвена Лазарюса («Ленин и время (фрагменты)»), переведенного Сергеем Ермаковым. Ф. Блюхер сделал акцент на Ленине как аналитике, который пытается обнаружить определённые социально-политические условия, необходимые для революции. Сравнивая современную Россию и время Первой мировой войны, докладчик заявил об отсутствии революционной ситуации в стране. Если в условиях «Великой войны» мобилизованный солдат не обладал ничем, в том числе собственной жизнью (в этом смысле он становился пролетарием по классическому определению Маркса), то сейчас в России люди имеют возможность зарабатывать куда больше прожиточного минимума, установился режим частно-государственного партнёрства. Судьба мира и революции, по словам докладчика, может решиться в США, где в наиболее острой форме должен разразиться финансовый кризис. На закономерный вопрос «что делать?» докладчик ответил, что отечественным марксистам остаётся только поддерживать всё, что способствует развитию кризиса в США, в том числе внешнюю политику действующего президента В.В. Путина.
С ответной полемической репликой выступил Олег Аронсон. Относительно статьи Эдуарда Надточего он отметил, что Аверроэс и Авиценна опирались главным образом на Аристотеля, а не исламские принципы. Более того, они оказали огромное влияние на западную философию, поэтому подобное сопоставление вполне правомерно. Также он подверг критике представление о марксистском характере ленинской мысли. Ленин, по мнению Аронсона, не был аналитиком, работы Маркса служили ему лишь риторическим инструментом в партийной борьбе. Понимание революции у Ленина не было марксистским. Исторический материализм Маркса, как и эволюционизм Дарвина, строился на представлении о развитии, в котором резкий скачок возможен только после долгого подготовительного процесса. Марксистское понимание революции предполагает предшествующую ей эволюцию, определённые условия, без которых она невозможна. Ленинское понимание революции – радикальный разрыв с этой традицией. По мысли Ленина, мы никогда не знаем, что будет в основании революционной ситуации. Революция, по Ленину, делается радикальным меньшинством, которое отклоняется от следования любой принятой догме, вопреки воле большинства. Каждое событие, в том числе революционное сингулярно и потому несводимо к предшествующей истории. В этом смысле Ленин в теории и практике придерживался логики «клинамена», т.е. исключения, противостоящего порядку и возведённого в принцип.
Андрей Парамонов высказал прямо противоположный тезис. Ленин превратил партию пролетарского меньшинства в партию крестьянского большинства. Октябрьскую революцию делали крестьянские массы. В этой связи выступающий отметил колоссальную роль массовой культуры. Проблема культуры встала наиболее острым образом в первые годы после революции. В своих последних работах Ленин постоянно возвращается к вопросу о нехватке культурности и ставит подъём культурного уровня в число наиболее важных и насущных задач советской власти. Однако ещё до революции проблемой пролетарской культуры активно занимается Богданов. Докладчик привёл из своей статьи («Ленин, Богданов, пролетарская культура и марсиане») ряд ярких деталей и примеров того, как Богданов и Ленин проблематизировали массовую культуру.
Руслан Хаиткулов предложил вниманию слушателей необычный взгляд на Ленина, как на литературного критика. Несмотря на то, что подавляющее большинство текстов Ленина, так или иначе, было связано с его политической деятельностью, довольно заметное место в его наследии занимает цикл статей о Толстом. Но даже в них прослеживается неортодоксальность мысли Ленина. Так, Богданов и Плеханов в своих критических статьях о Толстом основной акцент делали на его классовом положении. Толстой для них прежде всего представитель дворянства, и даже в литературе он не может выйти за пределы своей социальной позиции. Однако у Ленина, странным образом, граф Толстой предстаёт выразителем мировоззрения крестьянства. Для прояснения этого парадокса докладчик привлёк политические произведения Ленина и прежде всего брошюру «Что делать?». В ней Ленин пишет о том, что одной классовой позиции недостаточно для выработки соответствующего сознания. Пролетарий не может самостоятельно прийти к социализму. Для этого ему нужен интеллигент, который должен привнести извне ему социалистическое сознание. Интеллигенция у Ленина предстаёт как слой, который способен отражать взгляды разных классов: крестьянские, буржуазные и пролетарские. Однако вопрос о причинах возможности такого отражения остаётся у Ленина не раскрытым.
С небольшими репликами выступили Денис Ларионов и Кирилл Корчагин. Они вкратце рассказали о своем материале для номера («Кто был он?…» Фигура Ленина в новейшей литературе (диалог)»), в котором попытались проанализировать трансформацию образа Ленина в литературе и искусстве последних тридцати лет. Они подчеркнули, что образ Ленина, подвергаясь самым различным манипуляциям, может вбирать в себя разные идеологические оттенки и зачастую используется авторами как отсылка к социальной тотальности. Иллюстрацией к этому тезису, в частности, была выбрана песня Егора Летова «Всё идёт по плану».
Следом выступающие Денис Шалагин и Эдвард Сержан открыто противопоставили свою работу («Некроленинизм: очерк о дефигурации будущего») любой попытке интерпретации образов Ленина. Они призвали к отказу от придачи будущему позитивных образов. Они напомнили присутствующим о 110-летнем юбилее выхода «Творческой эволюции» Анри Бергсона, под влиянием которой они писали свой текст.
Даниил Аронсон, который перевёл текст Джонатана Флэтли («Ленинская теория аффектов»), обрисовал его основные идеи. У самого Ленина не было эксплицитной теории аффектов, однако Флэтли, опираясь главным образом на цитаты из «Искры», попытался её реконструировать. В одном из программных текстов «Искры» Ленин пишет о том, что задача политической газеты не заключается в просвещении масс. Её задача не в том, чтобы рассказать массам об их истинных классовых интересах, но в том, чтобы изобличать несправедливости помещиков и капиталистов. Но зачем народу читать об этом, если он итак терпит эти несправедливости? В попытке ответить на этот вопрос, Флэтли отказывается от привычного марксистского языка «интересов» и «сознания». Реальные чаяния людей не выражаются в «интересах». Флэтли ссылается на хайдеггеровскую теорию особого рода настроения [Stimmung], которое уже всегда тут, не связано с социальностью и политикой, но определяет наше бытие. Настроение может меняться и может стать политическим. Когда мы узнаем о том, что мы – не единственные, кто пребывает в определённом настроении, происходит переключение и формируется это самое общее настроенное «мы». Более того, как показывает Флэтли, ссылаясь на теорию трагедии Платона, мимесис трагедии высвобождает эмоции, которые мы сами себе запретили испытывать (например, чрезмерную грусть или злобу). Тем самым трагедия позволяет преодолеть идеологические требования, и проявить ранее недозволенные эмоции. Такое аффективное миметическое единение действует на досубъективном уровне. Ленинская «Искра» в этом смысле выступала как приёмник и передатчик человеческих аффектов.
После небольшой дискуссии в своём заключительном слове Елена Петровская поблагодарила публику и авторов номера. Она подчеркнула, что главным для неё было то, что на страницах номера произошла встреча разных поколений авторов, которых волнует мысль Ленина: от признанных марксистских теоретиков, как Антонио Негри, до молодых исследователей, которые интересуются Лениным и подходят к нему без предубеждений советской эпохи.