«Кто обручен с духом времени, тот обречен вскоре стать вдовцом»: интервью с Алексеем Плешковым
Интервью на сайте "Окон роста".
О своём пути в философии и академии, преимуществах философского образования, гуманитарных исследованиях в Вышке, а также о том, как должен быть устроен идеальный университет, рассказал для "Окон роста" Алексей Плешков, директор Института гуманитарных историко-теоретических исследований имени А.В. Полетаева (ИГИТИ).
Почему вы избрали философский факультет[1]? Какие события, действия, люди помогли сформироваться вам как профессиональному философу?
Философский факультет я выбрал вполне сознательно и целенаправленно готовился к поступлению именно на него. Сильное влияние на этот выбор оказал один из моих старших братьев, в то время учившийся на историческом факультете МГУ. Между 10-м и 11-м классами я получил довольно тяжелую травму и не то чтобы оказался прикован к кровати, но передвигался с большим трудом. Пока вставать было сложно, я увлекся чтением, а когда смог тихонько ходить, меня иногда «выгуливал» брат, приехавший на летние каникулы. Во время этих прогулок (в такой перипатетической манере) он рассказал мне краткий курс истории философии. Но не сухие «преемства», а с живым объяснением того, как философия влияет на культуру, в которой мы живем: чем современная наука обязана греческим мыслителям, почему cogito ergo sum Декарта – не просто изящный философский аргумент, а настоящая интеллектуальная революция, каков смысл «коперниканского переворота» теоретической философии Канта и почему тест Тьюринга касается не только искусственного интеллекта, но и влияет на наше представление о том, что значит быть человеком. На фоне этих бесед я отправился в книжный и приобрел «Богословско-политический трактат» Спинозы, книгу, которая на тот момент показалась мне невероятно вдохновляющей (это не шутка – себя подростка я понять в этом не могу). Вдохновило меня то, что философия учит очень строго определять неоднозначные, казалось бы, понятия и доступно разъяснять сложнейшие, но потому и наиболее важные вопросы (например, что свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого). В общем, во мне начала крепнуть мысль, что наш мир определяется, прежде всего, большими идеями, а потому теория – это всегда практично, не в смысле сиюминутного извлечения выгоды, а в самом фундаментальном смысле.
Поступив на философский факультет, я влюбился в философию окончательно. Философский факультет Вышки (сегодня – Школа философии НИУ ВШЭ) тогда был очень молодым и совсем небольшим, студенты много и активно общались друг с другом, а преподаватели внимательно и персонализированно относились к нашим «образовательным траекториям». Я не смогу здесь назвать имена всех преподавателей, повлиявших на меня (а повлияли, я думаю, действительно многие), но назову тех, кто так или иначе перевернул мои представления о каких-то привычных на первый взгляд вещах: А.М. Руткевич – о том, что такое эрудиция, Е.Г. Драгалина-Черная – что такое логика, В.К. Кантор – что такое чтение художественной литературы. А.В. Михайловский, мой первый научный руководитель, убедительно показал мне, почему философия – это история философии, а также почему философия требует свободы и времени.
Огромное влияние, но уже на мое профессиональное формирование оказали И.М. Савельева и А.В. Полетаев, как и все «старшие» сотрудники ИГИТИ. Я рано, еще на втором курсе, попал в институт, где, во-первых, довольно быстро понял, что такое гамбургский счет в науке (после начала и во время работы в ИГИТИ меня перестал радовать тот факт, что все годы обучения в Вышке я был первым студентом рейтинга, т.к. хорошо видел, что образование и наука – это не совсем про рейтинги), во-вторых, насколько важно понимание временно́й и социальной динамики знания для любого ученого. Здесь я узнал, что теория и методология – это не просто обязательные пункты в курсовой, но сердце научного исследования, что междисциплинарность – не «проектный лозунг», а часть каждодневной работы и усилие по преодолению дисциплинарного шовинизма, что работать в команде – это не присутственные часы, а настоящая академическая дружба.
[1] Сегодня это школа философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ
Наконец, важную роль сыграли стажировки, опыт жизни в других университетах и странах. Варшавский университет, факультет Artes Liberales, заставил пересмотреть собственные представления об университетской свободе, а еще о том, что такое университетская библиотека. Оксфордский университет вообще очень сильно заставил переосмыслить представления об университете, о студенчестве, об ответственности, о качестве и качествах (и опять – о свободе и библиотеке). Еще Анна Мармодоро, руководитель проекта Power Structuralism in Ancient Ontologies, для участия в котором я и поехал в Оксфорд, показала, что история философии – это философия, что исследовательская дерзость – это важно, хотя может быть и болезненно, что главная академическая добродетель – это открытость.
Совсем скоро начнется университетская приемная кампания. Вы бы посоветовали вчерашним школьникам поступать на философский? Если да, то расскажите, пожалуйста, чем философское образование может оказаться привлекательным для них.
Я бы посоветовал поступать на философский тем ребятам, у которых есть интерес к философии, и тем, у кого есть пока, может быть, неопределенный интерес к наукам о человеке. Возможно, философия может показаться (чаще всего – родителям) не самой практичной наукой, но, еще раз, практичность не всегда (никогда?) измеряется сиюминутной выгодой. Когда я поступал на философский, мои родители, у которых высшее инженерное образование, тоже беспокоились. Поэтому я подавал документы и на другие, «модные» и «практичные» на тот момент факультеты ведущих московских вузов. Я поступил и на эти факультеты, как бы подтверждая способность «встраиваться» и «быть практичным», но выбрал именно философский – на мой взгляд, намного более перспективный. С тех пор «модные» факультеты меняли свои названия (либо добавляли к ним что-то еще более актуальное, либо вообще переизобретались заново), а я никогда не жалел о своем выборе. Кто обручен с духом времени, тот обречен вскоре стать вдовцом.
На философском факультете учат по-настоящему думать, читать, писать и говорить. Я думаю, что четыре этих умения вполне отвечают «требованиям рынка» и, очевидно, будут отвечать им в долгосрочной перспективе. Но на самом деле все это не так важно, потому что философское образование открывает перед студентом удивительный мир сложных и интересных текстов, культур аргументации, столкновений теорий и доктрин. Идей, которые изменили и продолжают изменять мир. Уверен, этого достаточно, чтобы прийти на философский факультет.
Расскажите о главных направлениях работы ИГИТИ. Развивается ли институт по направлению к некоторой цели? Какие из этих направлений видятся вам как приоритетные в перспективе ближайших лет?
ИГИТИ – это институт с большой, по меркам Вышки, историей. По личному предложению Я.И. Кузьминова он был основан И.М. Савельевой и А.В. Полетаевым в 2002 году. За их плечами, кроме прочего, уже были издание альманаха THESIS и реализация издательской программы Translation project, имевшие колоссальное влияние на развитие наук о человеке в России. В 2000-х ИГИТИ был небольшим, но совершенно элитарным институтом, center of excellence, как его назвали бы сегодня. Достаточно посмотреть на старшее поколение ИГИТИ, чтобы оценить масштаб влияния этих ученых на Вышку в частности и гуманитарные исследования в России в целом: А.М. Руткевич, А.Б. Каменский, А.Ф. Филиппов, Л.П. Репина, М.Л. Андреев. И.М. Савельева – создатель и первый директор ИГИТИ, ординарный профессор НИУ ВШЭ, сейчас – научный руководитель института. И для нас это не «почтенная» должность, а институциональное отражение той незаменимой роли и неустанной заботы, с которой Ирина Максимовна относится к своему академическому созданию. С 2010 года институт носит имя Андрея Владимировича Полетаева, сооснователя ИГИТИ, ординарного профессора НИУ ВШЭ, человека невероятной интеллектуальной щедрости и предельной академической строгости (даже жесткости).
Почему разговор о целях я начал с истории (тем более что история ИГИТИ не нуждается в апологии)? Когда говорят о целях, обычно подразумевают некоторое будущее состояние. Такая темпоральная организация целеполагания – не единственно возможная и, на самом деле, не самая очевидная. Цель есть некоторое благо, к которому стремится любая деятельность, утверждает Аристотель, но благо есть и то, что определяет наше фундаментальное отношение к миру, наш способ в нем ориентироваться. Человек, видящий своей целью материальное благосостояние, рассматривает его как благо и через призму «заработать» видит весь мир. Человек, видящий своей целью истину и ее поиск, ориентируется в мире совсем иначе. Так вот цель ИГИТИ – это импульс, заложенный в ИГИТИ при его создании Ириной Максимовной и Андреем Владимировичем, то, что определяет этос нашего института и сейчас. Если попытаться специфицировать… Я думаю, нас объединяет, во-первых, внимание к истории. Вряд ли это должно кого-то удивить, но я хочу отметить, что в ИГИТИ работают не только историки, но и филологи, социологи, философы, культурологи. Объектом наших исследований выступает не только прошлое разной «глубины», но и самое актуальное настоящее. Историзация, которая нам интересна, предполагает, что прошлые этапы и актуальные проблемы наук о человеке – это взаимосвязанные фрагменты целостной картины. Во-вторых, это интерес к теории и методологии. Опять же, такой большой междисциплинарный институт не может существовать без перманентной теоретической рефлексии. Хотя мы занимаемся очень разными темами, думаю, для всех нас неприемлема теоретико-методологическая наивность или зашоренность. Соответственно, третий важный для всех нас момент – это открытость. У нас довольно часто выступают коллеги и обсуждаются темы, не принадлежащие к ближайшему кругу интересов ИГИТИ. Тем не менее они обсуждаются всерьез, ведь внимание к истории и теории – это путь к возможности нахождения общего языка, возможности быть услышанным. Наверное, поэтому у ИГИТИ так много академических друзей по всему миру. Собственно, я верю, что «дружественность» или способность к дружбе – одна из главных добродетелей сотрудников нашего института. И здесь четвертый момент. Для настоящей, совершенной дружбы необходимы время и доверие. Мы не разбрасываемся людьми, в частности, очень внимательно относимся к молодежи: не торопимся «использовать», но стараемся помогать расти, чтобы расти вместе. Это очень тяжелая задача в реалиях современного большого университета.
Если же говорить именно о наших будущих планах, то стратегические направления деятельности ИГИТИ связаны с нашим статусом международной лаборатории (этот статус мы получили в 2016 году) и отражены в нашей текущей структуре, состоящей из пяти исследовательских центров под руководством блестящих ученых: Центра истории идей и социологии знания под руководством А.Н. Дмитриева, Центра университетских исследований – В.С. Парсамова, Центра истории наук о языке и тексте – Ю.В. Ивановой, Центра исследований современной культуры – Н.В. Самутиной, Центра истории медицины – Е.А. Вишленковой. Каждый центр определяет собственную исследовательскую повестку и сохраняет сравнительно устойчивое кадровое ядро. Тем не менее эта внутренняя дифференциация нежесткая, под определенные проекты сотрудники могут «перемещаться» между центрами. Кроме того, у нас действуют регулярные семинары, ориентированные на общие интересы и направленные на выработку и поддержание общего языка. Такая динамическая структурная организация ИГИТИ, с одной стороны, защищает нас от дурной корпоративности (бывают у нас очень серьезные, жесткие споры), с другой – предполагает сохранение общего научного горизонта, а также потребность и тягу к общению и слушанию друг друга (я бы назвал это ИГИТИшностью).
Если говорить о среднесрочной перспективе, то все наши центры развивают приоритетные направления и осуществляют/планируют значимые проекты. Так, в Центре истории идей и социологии знания мы готовим проект, посвященный алгоритмической рациональности во второй половине XX века. Такие востребованные сегодня темы, как большие данные (big data), искусственный интеллект, машинное обучение (deep learning), – все это отсылает нас к алгоритмической рациональности. И если современные визионеры предрекают этому типу рациональности неизбежно светлое будущее, мы хотим обратиться к недавнему прошлому, задающему неизбежный исторический горизонт феномена и демонстрирующему границы и специфику этого типа рациональности.
В Центре истории наук о языке и тексте разрабатывается масштабный и теоретически продуктивный подход в исследованиях раннего Нового времени, который можно обозначить зонтичным понятием «модального поворота». Здесь в фокусе внимания оказывается категория «контингентного» (противоположная «необходимому», «аподиктическому»). Именно контингентность видится сегодня как одно из ключевых понятий для понимания генезиса Нового времени (что делает эту тему безусловно актуальной в рамках интеллектуальной истории, истории философии), но поразителен и тот факт, что «независимая» тематизация контингентности современными социологами, логиками, историками, философами не получила в исследовательской литературе систематического объяснения (а это уже очень сложная задача для теории гуманитарного знания).
В Центре университетских исследований с этого года мы начали реализацию многолетнего проекта (в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ), посвященного академической этике. Очевидно, это очень актуальная тема, но при этом и сензитивная: нам довольно неудобно говорить о своей этике. Как недавно заметил один американский исследователь, в библиотеке его университета есть около полумиллиона книг, под рубриками «Медицинская этика», «Бизнес-этика» или «Юридическая этика» там хранятся сотни и даже тысячи книг, под рубрикой «Академическая этика» – пять книг, причем довольно недавних. Современная этика имеет очень интимные отношения с измерением времени, и история здесь обладает ключевым значением. Проект посвящен истории становления академической этики, но без этой диахронной перспективы невозможно понимание текущей ситуации.
Недавно организованный в ИГИТИ благодаря получению гранта РНФ/DFG Центр истории медицины реализует проект «На суше и на море: медицинская география в Российской империи, 1770–1870» совместно с коллегами из Мюнхенского университета. Сегодня, на фоне пандемии, мы хорошо видим, как медицинская статистика используется для принятия административных решений, наблюдения за и контроля над территорией. Все это – не «порождение» COVID-19, но историческая «государство-строительная» функция медицинской науки. Обращение к истории медицины делает нас намного менее наивными в отношении взаимодействия науки и общества. У этого замечательного проекта есть еще одна, можно сказать, метацель: институционализация истории медицины как самостоятельной субдисциплины в России. Учитывая, насколько успешным был первый год проекта, я верю, что мы сможем, пусть и со временем, достичь ее.
Last but not least, самый большой текущий проект ИГИТИ, посвященный современной исторической культуре. Его возглавляет Центр исследований современной культуры, и с этого года проект осуществляется благодаря ПФИ НИУ ВШЭ. Современная историческая культура – это зонтичное понятие, объединяющее разные практики работы с прошлым в их связи с развитием новых медиа, появлением новых культурных сцен, новых форм репрезентации и рецепции исторического, во многом альтернативных сложившейся системе культурных институтов и экспертных сообществ. Одним из важных достижений исторической науки второй половины XX века стало переоткрытие множественной темпоральности: мы не живем в линейном времени, где прошлое, настоящее и будущее строго и самоочевидно разделены; скорее стоит говорить о существовании разных «временных пластов» или «режимов историчности», которые не последовательно замещаются, но сосуществуют вместе. То, что для одних групп или областей жизни является прошлым, для других оказывается актуальным настоящим, желаемым будущим или вовсе несуществующим. Какое прошлое (точнее – «прошлые», во множественном числе) актуализируется благодаря специфической инфраструктуре современности (опять же – «современностей»)? Ответ на этот вопрос имеет важное значение не только для исторической науки, но и для понимания современной культуры.
Эти проекты гармонично следуют из структуры нашего института, но этим работа ИГИТИ не исчерпывается. Так, начиная с момента создания, одним из определяющих начинаний института в Вышке стали общеуниверситетские факультативы ИГИТИ. Этим нашим начинанием руководит Б.Е. Степанов, образец академического спокойствия, конструктивности и продуктивности, заместитель директора ИГИТИ. В прошлом, 2019 году среди шестнадцати факультативов всей Высшей школы экономики, наиболее востребованных у студентов НИУ ВШЭ и внешних слушателей, шесть (sic! больше, чем треть) – это факультативы, предложенные ИГИТИ. Факультативы читаются не только сотрудниками ИГИТИ, но и друзьями нашего института, но стоит помнить, что ИГИТИ – это именно научное, не образовательное, подразделение. Феерический успех, за которым стоит огромная работа и который мы надеемся развивать в будущем.
Скоро должна стартовать наша книжная серия «Языки гуманитарной теории» в одном из ведущих российских издательств. Хотя в рамках проектной деятельности в современной академии «отчитываются» обычно статьями, книги остаются главным результатом работы гуманитариев. В ИГИТИ книги нежно любили и любят несмотря ни на что (здесь можно оценить – насколько). Надеюсь, что эта серия позволит широкой академической публике лучше познакомиться с результатами недавних наших проектов (но и будущих).
По предложению декана М.А. Бойцова и совместно с коллегами всех подразделений факультета гуманитарных наук мы рассчитываем запустить проект, посвященный обсуждению фронтиров гуманитарного знания. Его целью является интенсификация междисциплинарной и кросс-подразделенческой коммуникации на факультете, призванной определить перспективные направления совместных исследований.
Еще один важный момент – это проекты сотрудников ИГИТИ, направленные на вовлечение студентов и аспирантов в научную деятельность. Под руководством Е.А. Вишленковой студенты занимаются анализом университетских архивов, А.С. Колесник – проблемой официального/неофициального культурного наследия в современной России, Д.О. Хлевнюк и А.С. Максимовой – рецепции исторических сюжетов в современной медиасреде, вместе со мной – классическими этическими текстами и проблемами. Я очень надеюсь, что под руководством К.А. Левинсона и вместе с «молодежной» командой ИГИТИ мы сможем реализовать проект, посвященный образам прошлого в школьных учебниках по истории с широкой географией. Думаю, я перечислил большую часть наших проектов, но это, конечно, не все наши активности.
Вы один из самых молодых руководителей научного подразделения в Вышке. Не сталкивались с академическим эйджизмом?
С этической точки зрения эйджизм предполагает, что на основе исключительно принадлежности к определенной возрастной группе человеку приписывается неполноценный (ущербный) моральный статус. Такого рода дискриминация не обязательно связана с молодостью, это важный момент, который необходимо помнить (собственно, сам термин возникает именно в контексте отношения к пожилым). Я очень чутко отношусь к такого рода вещам (вероятно, потому, что я третий и младший ребенок в семье), но в Вышке с академическим эйджизмом я не сталкивался. При этом очень хорошо понимаю, что я действительно молодой руководитель и буду оставаться таковым, по академическим меркам, еще лет десять. С одной стороны, в некоторые общеуниверситетские комиссии, уверен, меня приглашают как «молодого коллегу», но я ни разу не сталкивался с тем, чтобы мое суждение было поставлено под вопрос из-за моего возраста. С другой стороны, я не стесняюсь обращаться к коллегам с бо́льшим академическим и управленческим опытом за советом, однако я не ощущал какого-то не то что дискриминирующего, но даже снисходительного отношения и в таких ситуациях. Не видеть возрастных различий внутри академии, на мой взгляд, значит игнорировать историческую динамику университета и академического знания; придавать этим различиям какое-либо исключительное значение – значит дискредитировать институциональный статус университета как места знания.
С какими интересными задачами вы успели поработать как руководитель?
Все задачи руководителя подразделения интересные или нетривиальные, иначе, наверное, никто бы не соглашался на эту работу. В целом я не могу сказать, что какие-то задачи для меня принципиально переменились. В ИГИТИ сложилась гибкая и отлаженная управленческая система. Сейчас она выглядит так, что у нас есть регулярные «малые собрания», вместе с руководителями центров, научным руководителем института И.М. Савельевой, заместителем директора Б.Е. Степановым, менеджером международной лаборатории А.С. Колесник, и «большие собрания» – для всех сотрудников. Это обеспечивает и оперативное решение общих вопросов, и вовлеченность всех сотрудников в каждодневную жизнь института без чрезмерной перегрузки исследователей административной работой и информацией.
Среди вещей, которые мне бы хотелось интенсифицировать, можно выделить три направления. Во-первых, работа с молодежью. Я хорошо понимаю, как многим в своем профессиональном становлении я обязан ИГИТИ. И мне бы очень хотелось, чтобы такой же позитивный опыт смогли приобрести и наши новые молодые коллеги. Кроме регулярных ридинг-семинаров, в которых и отрабатывается командная работа, и вырабатывается общий язык междисциплинарного взаимодействия, в этом году мы впервые провели мини-курс по академическому письму для наших стажеров-исследователей. Всех наших молодых коллег мы попросили подумать о подготовке заявок во внешние исследовательские фонды. Надеюсь, что мы проведем мини-курс по подготовке грантовых заявок. Думаю, попробуем придумать что-то по поводу конференционных (и шире – публичных) выступлений. Это связано не только с тем, что публикации, гранты, конференции – неотъемлемая часть «истории успеха» любого исследователя, но и с тем, что первый опыт участия в глобальной науке чаще всего довольно болезненный. Отказ в журнале, неполучение гранта, смазанное выступление… «Неуспех» – намного более частое явление в академическом мире, хотя о нем не принято говорить. Надеюсь, что вместе мы сможем сделать этот этап менее травматичным.
Во-вторых, и здесь некоторое влияние оказывает пандемия, мы намного внимательнее стали прорабатывать возможности получения внешнего грантового финансирования. Пока сложно планировать международные конференции, мы стараемся сосредоточиться на академическом фандрайзинге. Благодаря нашим постдокам – Дарье Хлевнюк, Дмитрию Бирюкову, Яну Сурману, Наталии Никифоровой, Дмитрию Козлову, мы начали собирать «базу» потенциальных фондов и грантовых программ, соответствующую нашим направлениям исследований. Как я уже говорил, вместе с коллегами мы сейчас готовим сразу несколько больших коллективных проектов, наши сотрудники нацелены на подготовку и индивидуальных заявок. И это начинание будем активно продолжать.
В-третьих, мы будем стараться наращивать видимость деятельности ИГИТИ в глобальном академическом пространстве. У ИГИТИ есть академические партнеры, без преувеличения, на всех континентах (как не считай), кроме Антарктиды. Очень приятно слышать и видеть в переписке, что Poletayev Institute – это приоритетная институция для взаимодействия с российской наукой для многих ученых со всего мира. Но я уверен, что для глобального самопозиционирования, т.е. и самопозиционирования Вышки как международного центра исследований в науках о человеке, у нас есть дополнительные ресурсы. Например, в ИГИТИ работают замечательные международные сотрудники – Галин Тиханов, Бен Эклоф, Майкл Гордин. Хотя их работы очень хорошо знают в России, думаю, многие коллеги намного хуже информированы, что они – сотрудники ИГИТИ, что они регулярно к нам приезжают и рады встречаться с коллегами здесь. Сейчас мы работаем над подготовкой двуязычных интервью об их последних исследованиях и книгах. Совместно с платформой History of Science in Central, Eastern and Southeastern Europe (HPS.CESEE) мы запустили проект Global Book Talk, в рамках которого мы будем обсуждать и популяризировать новые исследования по истории знания в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе. Я очень надеюсь, что Ян Сурман сможет продолжать вести это направление деятельности ИГИТИ. Хотя в этом году несколько важных международных конференций нам пришлось отменить, я уверен, мы постараемся в ближайшем будущем сделать наши мероприятия более видимыми не только для русскоязычной аудитории, но и для глобальной, англоязычной. Благо один из «старейших» сотрудников ИГИТИ – Л.В. Мезенцева – блестящий специалист в области научной коммуникации, поддерживающий нас в этом начинании.
Как, с вашей точки зрения, должен быть устроен идеальный университет?
Не уверен, что жанр интервью как-то располагает к высказыванию суждения о том, как должен быть устроен идеальный университет. Здесь даже хорошая статья – не тот жанр, без большой книги, монографии, не обойтись. Но если попытаться сказать совсем емко, то мне очень нравится определение, предложенное Биллом Ридингсом: университет – это пространство структурно незавершенной практики мышления. Это довольно смелое, на мой взгляд, определение, с одной стороны отказывающееся от паразитирования на старых риторических формулах, с другой – радикально расходящееся с потребительской логикой неолиберального университета. На мой взгляд, для университета нужно свое время, потому что нельзя мыслить в спешке, нужно свое пространство, потому что общее дело не абстрактная идея, а то, что делается плечом к плечу. Нужно мужество, потому что университет не может позволить себе вляпаться в догму, какой бы привлекательной она ни казалась, но всегда должен оставаться открытым для другого аргументированного мнения.