Иллюстрированный репортаж о московских лекциях Вивиана Наттона.

27, 28 и 29 апреля в I МГМУ им. Сеченова на кафедре истории медицины состоялась серия лекций и семинаров с участием профессора Университетского колледжа Лондона Вивиана Наттона. 27 апреля профессор Наттон выступил с лекцией «Understanding Galen: changing images through ages» (Понимание Галена: изменение его образа на протяжении веков), посвященной истории подходов к написанию биографии римского врача в разные эпохи. Согласно профессору Наттону, исходя из тех источников, что доступны на сегодняшний день: автобиографических работ Галена, таких как трактаты «О прогнозе» (De praecognitione) или «О том, что не стоит предаваться унынию» (De indolentia), а также других источников, раскрывающих как частные, так и публичные аспекты жизни медика – у нас есть возможность понять римского врача так, как это могли сделать лишь немногие авторы прошлого. Чтобы приблизиться к этому пониманию, профессор начал с реконструкции того, как изменялось отношение к фигуре Галена и его биографии, начиная с поздней античности. Так, например, в источниках того времени имя Галена кратко упоминалось в трех контекстах: во-первых, его фигура знаменовала кульминацию традиции рационализма и догматизма в медицине, во-вторых, его имя встречается в византийских списках императоров и ключевых событий римской истории, в-третьих, в связи с обращениями к его современникам. Иными словами, хотя в эпоху поздней античности Гален был символом мудрого врача, в целом в Византии не интересовались им как личностью, а, следовательно, и его биографией.

О подходе к биографии Галена, основанной на прямом взаимодействии с его произведениями, можно говорить в связи с историей арабской медицины. Так, например, в работах Ибн ал-Кифти и Ибн-Аби-Усабия встречаются литературно обработанные рассказы о жизни римского врача. Необходимо отметить, что они отличаются вниманием к деталям, а также сложным композиционным устройством в сравнении с другими источниками о жизни Галена. Именно в них на основании отрывков из большого количества работ, вошедших в корпус сочинений Галена, осуществляется реконструкция жизни римского врача: иногда арабские биографы ссылаются на конкретные сочинения своего героя (как у Ибн-Аби-Усабия), но чаще всего прямых указаний на источник информации не дается, а читатель мог лишь предполагать, что за рассказом стоят свидетельства самого римского врача (как в биографии, написанной Аль-Мубашир ибн Фатиком). При этом, как отметил профессор Наттон, описание самого Галена у Аль-Мушабира неправдоподобно, поскольку полностью вытекает из того, что говорил Гален в своих комментариях к Эпидемиям VI (In Hippocratis epidemiarum librum VI), а также из так называемого «Завета Гиппократа» о поведении идеального врача. Тем самым биография Галена строится на основании допущения, что римский врач описывает лишь те требования к врачам, которым сам всегда следовал и которые по сути остались неизменными с древнейших времен.

Переходя к Средним векам, профессор отметил, что просвещенное Западное средневековье, как и Византия, было полностью сосредоточено на работах медика, но не на его фигуре. Гален, как правило, изображается как архетипический мудрый врач: иногда с книгой, иногда без – чаще всего эти изображения носят обобщенный и схематический характер. Однако существует одно главное исключение – это известный Дрезденский кодекс Галена (DB 92-93), созданный в 1470 г. в Париже для королевского врача Гийома де Пуарье. В этой книге много типичных изображений: Гален, занятый медицинскими исследованиями, Гален, обсуждающий лекарственные средства природного происхождения. Однако некоторые изображения носят более индивидуальный характер и связаны с соответствующим разделом текста.

Рис. 1. Гален, его помошник с пестиком и ступкой и писарь в аптечном магазине, миниатюра изДрезденского кодекса Галена, 1470, DB 92-93.

Рис. 2. Гален у кровати, миниатюра из Дрезденского кодекса Галена, 1470, DB 92-93

По сути, перед нами биография врача в картинках. Хотя некоторые темы выходят за пределы понимания художника, как, например, анатомия (e.g. иллюстрации к латинской версии «Об использовании частей тела»). Позднее именно Гален-анатом становится главенствующей визуальной репрезентации профессионального статуса римского врача, как, например, в изображении на обложке к латинскому переводу трактата «Об анатомических мероприятиях» (De anatomicis administrationibus) Йоханна Гюнтера 1531 г.

Анатомия также занимает значимое место в иллюстрациях к изданиям Юнта, самая известная из которых показывает публичное вскрытие поросенка с целью продемонстрировать, что поведение животного зависит от деятельности мозга.

Рис. 4. «Вскрытие поросенка» в кн.: Opera omnia, Junta, Venice, 1541.

Кроме того, эта элементы этой традиции изображения медика сохраняются и после того, как сама анатомия Галена уже перестает быть актуальной, примером этому могут послужить иллюстрации XVIII в., изображающие размышляющего Галена перед лежащим на земле скелетом.

Рис. 5. «Гален находит скелет» (Galen finding skeleton) в кн.: Ostereographia (The anatomy of bones), William Cheselden, 1733.

Что касается эпохи Возрождения, то здесь, как показал профессор Наттон на примере биографии Галена, написанной Дж. Дж. Бартолотти (первоначальная версия была создана в 1498 г.), возникает совершенно иной подход к жизнеописанию врача. При этом важно отметить не только смену стиля повествования и большее внимание к фигуре и личности самого Галена, но и непосредственное обращение к материалу античных источников без посредства арабской традиции. Заслуга написания первой биографии на основе материала собственных грекоязычных сочинений римского врача, посвященной, прежде всего, Галену-анатому и Галену-комментатору Гиппократа принадлежит Отто Брунфельсу (1530 г.). Эта биография является не только самой обширной на сегодняшний день из известных нововременных жизнеописаний римского врача, но она также стала моделью того «как писать» о Галене, узнаваемой вплоть до прошлого века. Именно с этого момента, как отмечает профессор Наттон, Гален стал основным источником для современной медицинской практики. Далее на примерах предисловий Антонио Фуманелло к «Opera multa et varia» 1557 г. и Конрада Геснера к изданию «Opera Omnia» Иеронима Фробена 1561 г. профессор Наттон показал, что биографии Галена на протяжении XVI в. выполняли функции не только исторических реконструкций, но и служили источниками медицинской морали.

Еще один поворот в изучении Галена состоялся в XVIII в.: медицина Галена стала объектом интереса историков-антикваров с их интересом ко всему, что связано классическим наследием античности и пребывала в таком качестве вплоть до 1880-х и 1890-х гг. При этом, как полагает профессор Наттон, кульминацией данного подхода к жизнеописанию римского врача можно считать сочинения Й. Ильберга, составившего хронологию работ Галена и написавшего объемный труд «Из практики Галена» (Aus Galens Praxis) в 1905 г. Его подзаголовок «очерк культуры» (ein Kulturbild) имеет важное значение: это портрет не медицины Галена в узком смысле, но культуры эпохи в целом. В нем римский врач представлен в свете интеллектуальной традиции классического периода и надежно помещен в греческий контекст.

Последней вехой, на которой остановился профессор Наттон, было монографическое исследование Овсея Темкина 1973 г. Однако, как отметил лектор, эта книга не столько представляет собой биографию жизни человека, сколько является биографией происхождения идеи, галенизма, а также размышлением о различных толкованиях мысли Галена. В заключение профессор Наттон отметил, что «галенизм» Темкина в свое время претерпел неудачу, поскольку его появление совпало с развитием трех идей, позднее интегрированных в биографию Галена: во-первых, это материал из арабских, латинских источников, во-вторых, это возобновление интереса к Галену как к философу, начиная с 1970-х, и, в-третьих, расширения области исторических исследований за пределы истории идей.

Следующая лекция «Filling in Hellenistic Gap» (Восполняя пробел в знании эллинизма) была посвящена такой малоизученной теме, как медицинское знание эллинистического периода. В ставших классическими работах Д. Лонгригга и Ю. Филлипса, написанных до 1990 г., господствовавшие в нем теоретические модели рассматривались исключительно с точки зрения развития более ранней «гиппократовской традиции». В рамках истории медицины в них уделялось внимание лишь совершенным в эллинистический период анатомическим открытиям. Как отметил профессор Наттон, это представление еще больше было усилено исследованиями Р. М. Фрейзера «Александрия Птолемеев» (1972) и Генриха фон Штадтена «Герофил: искусство медицины в ранней Александрии» (1989). Другое направление работы с медицинским знанием данного периода было представлено специалистами-историками, придерживающимися линии рассуждения, восходящей еще к Катону и Плинию, согласно которой римское врачебное искусство было полностью заимствовано из греческого мира. Характер этого заимствования был таков, что римская медицина характеризовалась крайне низким качеством, а практиковали ее некомпетентные врачи. Третьим направлением в историографии можно назвать исследования, сосредоточенные исключительно на «светилах» медицины эллинистического периода: фармакологе Диоскориде, гинекологе Соране, «последователе Гиппократа» враче Руфе Эфесском, Аретее из Каппадокии и, конечно, Галене. Однако с 2000-х гг. вновь возник интереса к медицине этой эпохи с учетом оригинальности самой ситуации ее открытости к интеллектуальным влияниям разных традиций, а также совершенных в рамках нее открытий и многообразия врачебных практик.

Свое рассуждение профессор Наттон продолжил указанием на расширение границ ойкумены греческого мира: заселение греками части ближнего Востока, Египта, Афганистана и Пакистана к 330 г. до н.э. – в следствие которого появились новые лекарства (доставляемые через Александрию), а также контакты с новыми медицинскими идеями. Ведь вавилонскую медицину продолжали практиковать на территории современных Сирии и Ирака вплоть до 200-х гг. до н.э., а египетская медицина в это же время находилась в самом расцвете. В числе идей и учений, повлиявших на греческое врачебное искусство в этот период можно назвать: демонологию, представление о волшебных травах, традиции Нехепсона и Петосирида, а также астрологию и, в частности, мелотезию. И хотя очевидного взаимовлияния вавилонской и еврейской медицины, с одной стороны, и греческой, с другой, не было, сложные рецепты, появившиеся в последней, могут свидетельствовать о заимствованиях из египетской медицины. К этому можно добавить и появившийся в эллинистическом мире интерес к изучению анатомии животных, а также к хирургическим методам лечения. Важнейшим местом взаимодействия греческой и египетской врачебных традиций становится Александрия, основанная «рядом с Египтом» в 331 г. до н.э. и ставшая центром учености эллинистического мира.

Далее профессор Наттон отметил, что в ученой медицине эллинизма, отличной от народных врачебных практик, обычно выделяют три направления: эмпиризм, методизм (римского происхождения) и догматизм/рационализм. Однако новейшие археологические находки (папирусы, содержащие медицинские тексты) показывают, что такое деление может быть не вполне точно. Верно, что для врачебного знания рассматриваемого периода характерно развитие «эмпиризма», восходящего к точке зрения, изложенной в Гиппократовом корпусе, но также несомненно и обращение ко множеству других конкурирующих между собой теорий. Так, например, существовало множество институциональных образований, называемых «школами» или даже «домами» (дом Герофила). Очевидно, что внутри эмпиристского направления в медицине эллинизма можно обнаружить различные мнения по целому ряду вопросов врачебной теории и практики. Кроме того, профессор Наттон обратил внимание на то, что ученая медицина рассматриваемого периода включала в себя и философские идеи. Так, например, само устройство диагностических рассуждений основывалось на новых логических идеях стоиков, а такие именитые врачи, как Эристрат и Асклепиад, обращались к философским рассуждениям, чтобы объяснить устройство человеческого тела (аналогии из сферы механики, теория вакуума, движение частиц). В заключении профессор Наттон рассказал о том, как рост греческих колоний повлиял на римскую медицину с точки зрения создания фронтиров распространения врачебных знаний.

29 апреля состоялся круглый стол «Crucial aspects of social history of medicine» (Ключевые моменты в социальной истории медицины), начавшийся со вступительного слова профессора Наттона, посвященного стратегиям интерпретации истории медицины. В основе его рассуждения было сравнении двух англоязычных книг, репрезентирующих разные модели историографии: «Западной медицинской традиции: от 800 г. до н.э. до 1800 г. н.э.» (The Western Medical Tradition: 800 BC to AD 1800), первая часть которой вышла в 1995 г., а также «Оксфордского справочника по истории медицины» (The Oxford Handbook of the History of Medicine) под редакцией Марка Джексона, опубликованного в 2011 г. Вторая часть «Западной медицинской традиции», посвященная истории медицины с 1800–2000 гг. вышла в свет в 2006 г. Первая книга серии, описывающая более ранний период развития медицины, представляет собой классическую историю традиции, построенную на перечислении открытий, имен и медицинских идей без какого-либо теоретизирования историографии. В отличие от нее, «Оксфордский справочник», по мнению профессора Наттона, более или менее объективно отражает состояние дел в области истории медицины на сегодняшний день в англоязычном интеллектуальном мире. Более того, она занимает критическую, даже политическую позицию по отношению к врачебному знанию как составной части биополитики, а не медицине как научной дисциплине в узком смысле этого выражения. Сопоставление этих моделей историографии приводит к постановке двух важнейших для истории медицины вопросов. Во-первых, какой должна быть история медицины, и возможен ли «срединный путь» между историей и медициной? Во-вторых, кто является аудиторией историко-медицинских исследований? На эти вопросы в ходе дискуссии попытались дать ответы участники круглого стола, в том числе и участники нашей научно-учебной группы.

Литература для ознакомления:

1. Elizabeth M. Craik (2015). The ‘Hipocratic’ Corpus, NY: Routledge.

2. Ivan Garofalo (1988). Erasistrati Fragmenta, Pisa: Giardini.

3. Markham J. Geller (2010). Ancient Babylonian Medicine: Theory and Practice, Chichester/Malden, MA: Wiley-Blackwell.

4. Alessia Guardasole (1997). Eraclide di Taranto. I Fragmenti, Naples: D’Auria.

5. Charles Reginald Schiller Harris (1973). The Heart and vascular system in ancient Greek medicine to Galen, Oxford: Clarendon Press.

6. Philippa Lang (2013). Medicine and Society in Ptolemaic Egypt, Leiden: BRYLL.

7. James Longrigg (1993). Greek Rational Medicine: Philosophy and Medicine from Alcmaeon to the Alexandrians, NY: Routledge.

8. Natacha Massar (2005). Soigner et servir. Histoire sociale et culturelle de la médecine grecque à l'époque hellénistique, Paris: De Boccard.

9. Vivian Nutton (2013). Ancient Medicine, London: Routledge.

10. Michael Rostovtzeff (1941). The Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxford: Clarendon Press.

11. Heinrich Von Staden (1989). Herophilus: The Art of Medicine in Early Alexandria, Cambridge: Cambridge University Press.

12. Wesley D. Smith (1979). The Hippocratic Tradition, Ithaca: Cornell University.

13. E. D. Phillips. (1973). Greek Medicine: Philosophy and Medicine from Alcmaeon to the Alexandrians. London: Thames and Hudson.

Дата

3 мая 2015

В статье упомянуты

Центр истории наук о языке и тексте