Как преодолеть отчуждение между «гуманитарной теорией» и «традиционной» историей. Интервью Ирины Савельевой

В начале 2021 года в издательстве НЛО вышла книга под редакцией сотрудников Института гуманитарных историко-теоретических исследований им. А. В. Полетаева НИУ ВШЭ «Клио в зазеркалье: Исторический аргумент в гуманитарной и социальной теории». Один из редакторов книги, профессор ВШЭ Ирина Савельева рассказывает, какую задачу ставили перед собой авторы и о том, каковы сегодня критерии различения научного и популярного знания.

«Книга развивает тему кентаврических сочинений»

Рабочее название книги «Прошлое как ресурс гуманитарной и социальной теории», то есть книга посвящена теоретической роли истории (тема, интерес к которой не покидает меня). Идея, принадлежащая Юлии Ивановой и Павлу Соколову, была апробирована в фундаментальном проекте ИГИТИ. Для книги появилась возможность привлечь несколько сторонних авторов, например, наших давних академических друзей: Фабрицио Ломонако, профессора Неаполитанского университета Фридриха II, крупнейшего специалиста по Джамбаттиста Вико, знатока Эрнеста Курциуса – главного научного сотрудника ИМЛИ РАН Ирину Попову остро необходимого в такой работе правоведа доцента юрфака МГУ Сергея Третьякова, а также в рубрику «История как провокация»  главного научного сотрудника ВШЭ экономиста Ростислава Капелюшникова и старшего преподавателя Илью Бендерского.

История обладает мощным теоретическим потенциалом, открытие которого стало одним из парадигмальных моментов теории и философии наук о человеке второй половины XX столетия. Именно этим объясняется появление или выход на первые роли ряда направлений, само название которых для традиционной историографии гуманитарных и социальных наук могло бы показаться воплощенным противоречием. Таких, например, как историческая топика Эрнеста Курциуса, историческая поэтика от Александра Веселовского до Александра Михайлова или историческая социология Баррингтона Мура, Иммануила Валлерстайна или Чарльза Тилли и др.

В фокусе нашей книги – труды гуманитарных и социальных ученых Нового и Новейшего времени, для которых явления культуры прошлого и способы мыслить в прошлом служили прецедентом к созданию теорий, не только осмыслявших историю, но и определявших развитие современного этим мыслителям и исследователям знания о человеке

Работая над книгой, мы видели свою главную задачу в преодолении отчуждения между «гуманитарной теорией» (самого широкого спектра – от структурализма до нарратологии) и «традиционной» историей, добровольно остающейся в плену «наивного реализма» и не видящей нужды в постановке под вопрос собственных оснований. В соответствии с этим строится и структура книги: разделы ее отражают ключевые моменты интеллектуальной истории Европы, когда именно исторический аргумент превращался в продуктивный ресурс философии или гуманитарной теории в самых разных областях социальных и гуманитарных наук.

Книга развивает тему кентаврических сочинений (известное высказывание Фридриха Ницше из его письма к Эрвину Роде 1870 году: «Наука, искусство и философия столь тесно переплелись во мне, что мне в любом случае придется однажды родить кентавра»). Их переосмысление в ученом сообществе являет собою, по знаменитому выражению Михаила Бахтина, «стенограмму незавершенного и незавершимого спора», среди них: «Новая наука об общей природе наций» Джамбаттисты Вико, «Протестантская этика и дух капитализма» Макса Вебера, «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» Михаила Бахтина.

Статус всех этих текстов, принадлежащих совершенно разным временам и авторам, амбивалентен: с одной стороны, их положение в каноне гуманитарных и социальных наук неоспоримо, с другой – они регулярно подвергаются попыткам фальсификации (в Попперовском смысле этого термина) со стороны тех «позитивных» наук, на территорию которых они заступают и материалом которых пользуются – истории, филологии, социологии, экономики, демографии и других.

Так, первая же рецензия на книгу Бахтина о Рабле, написанная признанным историком-ренессансистом, Фрэнсис Йейтс, завершалась пожеланием автору-«формалисту» «лучше оставаться последовательно антиисторическим приверженцем абстрактной “науки о знаках”», чем вторгаться в область исторических штудий о Рабле, коих он себе совершенно не представляет. Гневная инвектива Михаила Леоновича Гаспарова в адрес эгоцентрического «сочинителя небывалой литературы» основана на той же идее: Бахтин трактует «теоретический конструкт как исторический факт». Немецкие историки-медиевисты, в свою очередь, убедительно развенчали представления Бахтина о средневековом карнавале. Однако карнавал продолжается. Бахтина читают и изучают, на основе его теорий продолжают осмысливать прошлое и настоящее новые поколения гуманитариев.

В зазеркалье наша Клио надолго задерживается в теории литературы и возвращается в современные социальные науки: экономику, социологию, право, культурные исследования. Здесь тоже мы наблюдаем сближение с историческим способом объяснения, в том числе и нарративным, когда рассказ несет иную, чем прежде, нагрузку: он не претендует на единственно верную репрезентацию, а служит средством показать вариативность и самого прошлого, и его интерпретации.

Путешествие Клио в зазеркалье непреднамеренно завершается перечнем тринадцати добродетелей, составленным Бенджамином Франклином, и последняя из них: «Скромность. Подражать Иисусу и Сократу». Надеюсь, путешествие Клио все же не окажется сном.

Путеводитель по многоязычию современной гуманитарной теории

Несколько лет назад я поняла, что у ИГИТИ должна быть какая-то долгосрочная политика книгоиздания, иначе пухлые рукописи проектов останутся в архиве. Так в 2018 году родился книжный проект «Языки гуманитарной теории». Монография «Клио в зазеркалье: Исторический аргумент в гуманитарной и социальной теории» стала первой опубликованной в этом проекте. Далее планируются и находятся на разных стадиях готовности: «HistoriСity: городские исследования и история современности»; «Производство идей и интеллектуальные сообщества Нового времени»; «Сообщества и сообщники: теория и практики культур соучастия»; «Университет и время: темпоральные особенности российской университетской культуры XVIII-XX веков»; «Что случилось с историей и теорией? Историческая наука в XXI веке»; «Накануне рождения клиники: языки популярной и научной медицины в Европе раннего Нового времени» и другие труды, включая переводные.

Хочу сказать слова благодарности руководителю нашего ведущего издательства, Новое Литературное Обозрение, Ирине Дмитриевне Прохоровой, с которой мы сотрудничаем многие десятилетия, за доверие и поддержку проекта, а ведь проект – это не одна рукопись или синопсис у тебя перед глазами, а около десятка еще ненаписанных книг.

Эта серия призвана стать путеводителем по многоязычию современной гуманитарной теории, полезным как специалисту, так и «хорошо информированному гражданину», испытывающему интерес к наукам о человеке. Современное состояние гуманитарного знания напоминает «вавилонское смешение языков»: в напряженных попытках договориться и отчаянных попытках размежеваться ведут методологические споры не только представители отдельных дисциплин (история и социология, филология и антропология, культурология и искусствоведение), за ними – разные теоретические направления, разные способы видеть как материал и аналитические процедуры, так и конечный результат. Вариативности и разнообразию дисциплинарных языков отвечает и множественность метаязыков гуманитарной теории: философия, естественные науки, теория культуры, социология попеременно притязают на гегемонию над полем гуманитарных и социальных наук и монополию на установление правил производства высказываний в этом поле.

Для нас история знания стала магистральной темой с момента возникновения института. Первые книги ИГИТИ, изданные в 2003-2006 годах, назывались «Знание о прошлом: история и теория». Тогда история знания существовала как престижная, но достаточно элитарная тема, прежде всего изучалось высокое знание: науки, искусство, философия

Для нас же руководством стала книга Питера Бергера и Томаса Лукмана «Социальное конструирование реальности», и мы, наряду с научным историческим знанием, начали анализировать другие формы знания о прошлом/истории: религию, идеологию, популярное знание, обыденные представления. Последние 20 лет показали перспективность этого направления: история знаний превратилась в одну из самых популярных областей в науках о человеке.

Как происходит циркуляция знаний

Иногда утвердившийся ныне интерес к разнообразию знаний связывают с тем, что границы между типами знания в современном мире стираются. Думаю, что это не так. Демаркация знаний и соответствующая экспертная специализация являются одним из важнейших условий прогресса знания, и мы сейчас гораздо лучше понимаем механизмы различения и можем объяснить циркуляцию знаний между разными символическими универсумами. Изменения состоят в том, что проходимость границ стала намного очевиднее и все знания уравниваются в правах, в том числе и как объекты изучения. Все, что я говорю, можно было обнаружить в социологии знания уже в прошлом веке, но идеи эти распространялись в гуманитарном народе долго и не прямыми путями.

В последние десятилетия быстро развивающимся направлением истории знания стала циркуляция знаний (географическая, социальная, языковая, трансфер знания, глобальная история знания), но теоретические основания этого направления явно требуют углубленной разработки. Особенно это касается перемещения знания по оси: наука — научно-популярное — массовое знание. Здесь важны как социальные аспекты, такие как легитимация знания, роль медиа, «назначение в кумиры», партисипаторность и прочие, так и содержательные, связанные с трансформацией представлений. Кроме того, сегодня с увлечением изучается более широкий репертуар знаний, например, невербальные знания: тактильные, двигательные, искусство взгляда, нюха и слуха. Сейчас у меня на столе лежат занимательные книги масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро – история цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. На русском языке вышли четыре тома «Синий», «Черный», «Зеленый», «Красный».

Уравнение знаний в правах порождает важнейший вопрос и о том, каковы критерии различения научного и популярного знания. На мой взгляд, различие между ними состоит в том, что научное исследование обязательно должно иметь собственную методологию, теоретическую рамку, а самое главное: цель научного труда – исследовательская – создание нового знания, которое признается профессиональным сообществом на основании определенных конвенций. У популярного знания цель иная: просвещение, пропаганда. Соответственно, оно создается по другим лекалам. В профессиональном сообществе, несомненно, должны вырабатываться критерии оценки собственной деятельности на поле медиа, способы различения хорошего и плохого. Но каковы они, если когнитивные критерии, релевантные для академической науки, здесь не работают или работают не вполне? Что означают понятия «истина», «объективность», «доказательность» в дискурсах публичной науки? Решение вопросов о легитимных способах презентации научного знания за пределами академических институтов, о конвенциях, по которым оно транслируется публике, и о статусе медийной деятельности ученого в свете новой миссии университета остается ответственной задачей академического сообщества.

10 марта в рамках семинара «Фронтиры гуманитарного знания в XXI веке»состоится презентация коллективной монографии «Клио в зазеркалье. Исторический аргумент в гуманитарной и социальной теории», вышедшей в издательстве «Новое литературное обозрение». Авторы книги рассматривают, как создатели гуманитарных и социальных теорий — от раннего Нового времени до наших дней — заимствуют аргументы и фактический материал, традиционно относящиеся исключительно к компетенции историков. Презентация пройдет в онлайн-формате, зарегистрироваться можно здесь.