Репортаж о Международной летней школе "Имперская география наук о человеке: Российская империя / СССР в европейском контексте (XIX — первая треть ХХ вв)"

2-5 сентября 2012 г. в Москве состоялась Международная летняя школа "Имперская география наук о человеке: Российская империя / СССР в европейском контексте (XIX — первая треть ХХ вв)", организованная Институтом гуманитарных историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева (ИГИТИ) НИУ ВШЭ совместно с Центром по изучению России, Кавказа и Восточной Европы Высшей школы социальных наук (EHESS, Париж). Она стала первым совместным научным мероприятием, проведенным в рамках соглашения о сотрудничестве, заключенного между EHESS и НИУ ВШЭ весной 2012 г.

Перед началом работы с приветственным словом к участникам и аудитории международной летней школы обратилась директор ИГИТИ, ординарный профессор НИУ ВШЭ Ирина Максимовна Савельева, выразившая надежду на то, что предстоящие дискуссии будут способствовать эффективному обмену между мировой историографией, с одной стороны, и американской и европейской славистикой, с другой, а также помогут наметить пути интеграции двух влиятельных направлений в современной исторической науке – истории науки и истории империй. Напомнив, что речь идет не о конференции, а о летней школе, Савельева с удовлетворением отметила присутствие большого числа студентов и призвала их воспользоваться уникальной возможностью диалога с ведущими представителями упомянутых исследовательских направлений, который может стать для них куда более обогащающим, чем обычные лекции учебного цикла.

От имени второго организатора, Высшей школы социальных наук (EHESS), участников приветствовал профессор Владимир Берелович. Он рассказал о международном исследовательском проекте «Становление гуманитарных и общественных наук в России: сети и циркуляция. Модели знания XVIII в. - 20-е гг. ХХ в.», составившем основу сотрудничества EHESS и ИГИТИ, а также подчеркнул, что, несмотря на растущий интерес к данной тематике, история гуманитарных и общественных наук все еще остается малоисследованной, и выразил уверенность, что летняя школа внесет свой вклад в изменение этой ситуации.

Первая секция школы, заявленная как «”Империя знания” в глобальном и региональном измерениях», была открыта докладом профессора Елены Анатольевны Вишленковой (ИГИТИ НИУ ВШЭ) «География и археология университетских архивов в России первой половины XIX века». Опираясь на одну из генеральных идей «археологии знания» М. Фуко, использующей понятие «архив» для обозначения не столько совокупности объектов, сколько комплекса дискурсивных практик в связи с социально-историческими обстоятельствами их использования, она попыталась через призму такого двойственного понимания архива взглянуть на материал источников, служащий основой для реконструкции истории университетов. Проведя детальный анализ принципов формирования и структурирования университетских архивов, механизмов делопроизводства и документооборота, моделей институциональной коммуникации между университетами и министерством, Вишленкова убедительно показала, что исследователю, не делающему в своей методологии поправку на эти факторы, сама структура архива, рассматриваемого как объект, навязывает определенные готовые интерпретации, тогда как учет условий его возникновения и сложной истории трансформаций дает доступ к тем аспектам истории науки и истории университета, которые не нашли отражения в сохранившихся документах. В дискуссии, инициированной этим докладом, на первый план вышли проблемы взаимосвязи институционального и дисциплинарного аспектов организации университетской науки в контексте взаимоотношения между центром и периферией.

Второй доклад утренней секции под названием «Собирая хронологии и конструируя историческую антропологию: Легитимация Британской империи из Калькутты на пороге современности» (Collecting Chronologies and Conctructing Historical Anthropology: A Legitimation of British Empire from Calcutta at the Dawn of Modernity), прочитанный профессором Высшей школы социальных наук Капилем Раджем (Kapil Raj), резко расширил географические и хронологические рамки дискуссии, перенеся аудиторию из императорской России в колониальную Индию конца ХVIII в. Главным героем выступления Раджа стал один из родоначальников ориентализма в Британской империи, юрист и востоковед Уильям Джонс (1746-1794), с чьим именем связаны первые шаги европейской научной индологии. Реконструируя интеллектуальную биографию Джонса в широком контексте бурного развития новых колониальных центров (в частности, Калькутты, где ученый провел большую часть жизни), Радж продемонстрировал тесную связь интереса Джонса к санскриту, древнеиндийской религии, мифологии и культуре с проблемой поиска общих ресурсов исторической памяти, позволяющих эффективно коммуницировать с местным населением. Позиция Джонса по отношению к Востоку, по мысли Раджа, не сводится ни к характерному для Просвещения XVIII в. универсалистскому объективирующему взгляду на Восток, ни к ориентализму XIX в. как попытке оформить европейскую идентичность через конструирование «Востока» как фигуры «другого». Предложенная им гипотеза об общем происхождении индоевропейских языков, основанная на расширительном толковании ветхозаветного повествования о потомках Ноя, одновременно и легитимирует колониальную политику, и очерчивает заданные историческими условиями неизбежные пределы возможного роста империи.

Выступление Владислава Викторовича Боярченкова (Рязанский государственный радиотехнический университет) «Историографические центры и периферия Российской империи в первой половине XIX века: модели взаимодействия» вновь возвратило дискуссию в отечественный контекст. Рассматривая эволюцию российской историографии, он попытался вскрыть взаимозависимость между эпистемологическими стандартами, направляющими историописание, и формированием пространственной иерархии центров производства исторического знания по модели «центр-периферия», когда постепенное вытеснение понимания истории как единого «большого нарратива» многообразием критических и эмпирических исследований и интересом к локальной специфике находит свое отражение в изменении статуса «провинциальной» историографии и моделей ее взаимодействия с историографией «столичной».

Капиль Радж и Владимир Берелович.

Марина Лоскутова и Владислав Боярченков.

Аналогичные наблюдения, сделанные на материале не гуманитарных, а естественных наук, составили содержательное ядро доклада Марины Викторовны Лоскутовой (Санкт-Петербургский филиал Института истории естествознания и техники РАН) «Специфика производства научного знания в Российской империи XIX века: динамика взаимодействия «центра» и «периферии», государства и общества, любителей и профессионалов». В докладе были прослежены сложные трансформации так называемых «инвентаризирующих» наук (метеорологии, этнографии, почвоведения, прикладной энтомологии и др.), с одной стороны, получивших в середине XIX в. мощный импульс к развитию по мере разложения романтической модели натурфилософски фундированного естествознания, ориентированного на познание всей природы в её целостности, а с другой стороны, оказавшихся все более тесно привязанными к локальному региональному контексту и институциональным механизмам взаимодействия центра и периферии. В широком историко-научном контексте становления и развития этих дисциплин была рассмотрена деятельность ученых, вовлеченных в работу Министерства государственных имуществ, по сбору научных данных о природных ресурсах империи.Завершил работу секции доклад Вальтера Шперлинга (Walter Sperling, Рурский университет, Бохум, Германия) «Описание региона и империи в русской провинции (1850-1920)», в котором в ходе анализа деятельности российских краеведов (главным образом на примере Саратовской губернии) он показал, что создававшаяся ими история регионов явилась результатом сложного взаимодействия между исторической культурой и политическими и институциональными вызовами, исходившими от центра, при этом социальная, политическая и идейная гетерогенность краеведческих сообществ не позволяла им ни целиком интегрироваться в цивилизаторский проект имперской администрации, ни остаться вне его.

Дневная секция первого дня летней школы получила название «Новые науки и вызов имперской гетерогенности». В открывшем ее докладе «Изменение соотношения центров и периферий в процессах производства и трансляции академического знания в империи Габсбургов (с особым вниманием к старым и новообразованным дисциплинам в социальных и гуманитарных науках (1850е-1914 гг.)» (Shifting Centres and Peripheries for the Production and Transmission of Academic Knowledge in the Habsburg Empire,  with Special Attention to the Old and Emerging Disciplines in the Social Sciences and the Humanities (1850е-1914), насыщенном историко-статистическими данными, профессор Виктор Каради (Viktor Karady, EHESS / CEU) представил систематический анализ институциональных структур университетов в Империи Габсбургов, типов и форм производимого в них знания, путей и способов его трансляции. Опираясь прежде всего на сравнительный анализ количественных показателей, Каради попытался продемонстрировать, что австрийская университетская система занимала промежуточное положение между строго централизованной системой французского и децентрализованной немецкого образца: возникшая под влиянием первого, она с самого начала несла в себе потенциал сетевой децентрализации, все более раскрывавшийся в течение XIX в. В резком контрасте с предыдущим выступлением, организатор и вдохновитель летней школы Александр Николаевич Дмитриев (ИГИТИ НИУ ВШЭ) выдержал свой доклад «Национальная наука»: между российским и русским контекстами» в традиции истории идей: в нем были прослежены, с опорой главным образом на украинский материал, причудливые трансформации таких концептов, как «славянство», «нация» и «национальное» в ходе стремительных политических изменений в национальных окраинах. По мысли Дмитриева, на рубеже XIX-XX вв. происходит существенная реконтекстуализация этих понятий: если в 1860-80-е гг. в различных русификаторских политических проектах славянофильские дебаты о народности в науке не играли никакой существенной роли, то на исходе века именно в связи с украинским узлом проблем понятие национальной науки вновь выдвигается на авансцену в новом качестве, становясь важным инструментом конструирования новых идентичностей.

Тема соотношения имперской и национальной науки стала центральной и в докладе Яна Сурмана (Jan Surman, Венский университет, Австрия), озаглавленном «Возникновение «национальной» науки в имперском контексте: культурная взаимозависимость в средоточии политических конфликтов» (The Emergence of „National“ Sciences in Imperial Context: Cultural Interdependence amid Political Conflicts), где на примерах из истории польских университетов было показано, что в сфере знания имперское и национальное постоянно оказываются тесно переплетены. Методологически доклад Сурмана неожиданно оказался своего рода синтезом двух предыдущих: опора на анализ количественных показателей органически соединилась в нем с рассмотрением контекстов, определяющих значение тех или иных понятийных форм. Логичным завершением первого дня работы школы стал круглый стол под названием «Модели и факторы развития имперской/национальной науки», где модератором обсуждения выступил профессор Владимир Берелович (EHESS), а участие в обмене мнениями приняли Леонид Ефремович Горизонтов (ИВИ РАН, ВШЭ), Гвидо Хаусманн, Капиль Радж, Адиб Халид, Вера Тольц, Марина Лоскутова, Натаниель Найт, Вальтер Шперлинг и Александр Дмитриев. Во вступительном слове Берелович обозначил возможные вопросы для дискуссии: Как формировалось знание в разных областях (имея в виду одновременно географическую, дисциплинарную и семантическую системы координат)? Как определяются в условиях империи «места знания» и их роль в производстве знания? Каким образом в понятийной и социально-политической сферах выстраиваются отношения центра и периферии, национального и имперского? Однако основная дискуссия развернулась вокруг целесообразности употребления и возможности удовлетворительного операционального определения самого понятия «имперская наука»: Хаусманн подверг сомнению его осмысленность, ссылаясь на классический идеал универсальности научного знания, а Капиль Радж в полемически заостренной форме увязал сам проект нормализации научного знания с империей, вследствие чего обсуждение приобрело характер совместного поиска разумной середины между этими двумя крайностями с опорой на понятия власти (А. Халид), идентичности (В. Тольц) и т.п. В заключение А. Дмитриев особо подчеркнул, что, несмотря на трудность позитивного решения, обсуждение проблемы разграничения исследовательских перспектив, опирающихся на понятия имперской и национальной науки, особенно насущно в современной России, где внутренняя связь имперского и советского периодов все еще остается недостаточно продуманной.

Александр Николаевич Дмитриев.

Cтуденты магистерской программы «История знания в сравнительной перспективе».

Второй день международной школы начался работой секции «Чужие» миры и «своя» территория – контуры имперского знания». В докладе Тамары Варданян (Ереванский университет, Армения) «Конструирование этнических идентичностой в Закавказье в начале ХХ века: образование и идеология» на материале истории попыток создания закавказского университета была представлена сложная эволюция взаимоотношений трех основных этнических групп Закавказья – грузин, армян и «закавказских татар», составивших впоследствии основу азербайджанского этноса. Как показала Варданян, формирование этнической идентичности закавказских мусульман, происходившее в условиях тесного контакта с уже давно сложившимися армянским и грузинским этносами, в поле напряжения между культурным доминированием Тифлиса и экономическим главенством Баку, стало результатом сложной игрой интересов этнических групп, отразившейся и в образовательной политике. Выступление Владимира Олеговича Бобровникова (Институт востоковедения, Москва), озаглавленное «Ислам, востоковеды и «местное знание», было посвящено анализу многообразия форм знания об исламе в Российской империи. Подчеркнув, что не следует рассматривать отношения империи и Кавказа только в контексте военной экспансии, поскольку завоевательные центры были одновременно и центрами знания, он попытался наметить типологию основных групп, становившихся субъектами и носителями такого знания: академические ученые, миссионеры, дипломатические и военные переводчики, соратники Шамиля и др. Бобровников отметил, что различие субъектов знания порождает и различные установки в отношении предмета: если академические ученые и миссионеры ориентируются на постижение ислама прежде всего через нормативные тексты, то остальные группы сосредоточены скорее на изучении материальной культуры, быта и образа жизни. Соотношением этих двух установок и определяется большая или меньшая доля ориентализма в восприятии Кавказа. В последовавшей за докладом дискуссии Бобровников подчеркнул, что ориентация на «включенное наблюдение» не является исключительной особенностью российского ориентализма, но находит себе параллели в позднеколониальной французской историографии.

Разговор о специфике российского ориентализма уже на материале ХХ века продолжил Адиб Халид (Adeeb Khalid, Карлтон Колледж, США) в докладе «Большевистский ориентализм: Средняя Азия и «Восток» в воображении революционной эпохи» (Bolshevik Orientalism: Central Asia and "the East" in the Imagination of the Revolutionary Era). Его внимание было сосредоточено не столько на академическом знании, сколько на более или менее диффузном образе Востока в раннесоветском массовом сознании и на той роли, которую сыграла в его формировании местная интеллигенция. По мысли Халида, в первые послереволюционные годы образ Востока определялся не только героическим цивилизаторским пафосом, во многом унаследовавшим колониальную риторику, но и восприятием среднеазиатской интеллигенции, видевшей в революции событие, открывающее новые возможности для реализации скрытого потенциала способностей местного населения. Поэтому европоцентристское, «цивилизаторское» восприятие Востока не было однозначно преобладающим. Лишь постепенно по мере профессионализации местных институций политический контроль стал усиливаться, вследствие чего спектр интерпретаций прошлого, настоящего и будущего советского Востока стал стремительно сужаться, и революционный инклюзивизм был вытеснен ориенталистским взглядом. К проблематике взаимодействия объективирующего и включенного наблюдения в освоении чужой культуры академической наукой возвратил участников дискуссии доклад Веры Тольц (Vera Tolz, Манчестерский университет, Великобритания) «Европейское и самобытное в российском востоковедении позднеимперского и раннего советского периодов», чья книга о санкт-петербургской востоковедческой школе недавно вызвала столь бурную дискуссию среди историков. Начав с общетеоретических размышлений о категории уникальности как инструменте имперской политики, Тольц на примере взаимодействия российских буддологов с бурятскими учеными показала, что провозглашенная Ф.Щербатским и его школой установка на преодоление филологических методов в востоковедении и налаженный ими продуктивный обмен с живыми носителями изучаемой традиции стали возможны в силу специфики российских имперских структур. По мысли Тольц, в случае России сотрудничество столичных востоковедов с учеными-туземцами, несмотря на наличие иерархии, смогло приобрести характер подлинного диалога, что позволило отечественным буддологам развернуть куда более резкую и последовательную критику европоцентризма, чем это имело место у их западных коллег. Впрочем, в ходе дискуссии было отмечено, что ситуация буддологии все же не является репрезентативной для востоковедения в целом, поскольку ее привилегированному положению способствовали и принципиально иной способ включения соответствующих групп в империю, чем в случае ислама, и особый интерес к буддизму тогдашних российских элит, и вовлеченность туземных ученых в деятельность царской, а позднее и советской разведки.

Тема спецслужб, лишь вскользь затронутая в дебатах по докладу Веры Тольц, неожиданно стала одной из центральных в завершившем работу утренней секции выступлении декана факультета филологии НИУ ВШЭ Елены Наумовны Пенской под названием «Эволюция роли "экспертного знания" в российском историко-культурном контексте второй половины XIX — первой трети ХХ века». Опираясь на историко-этимологический анализ текстов отечественной периодики, художественной литературы и официальных документов второй половины 19 - начала 20 вв., Пенская проследила эволюцию употребления термина «эксперт», которую охарактеризовала как «понятийное сгущение» и «формирование лексического гнезда». Основную тенденцию этого процесса, по мысли Пенской, образует переход от локализации экспертной риторики в определенных узкоспециальных сферах (таких, как судопроизводство, медицина или инженерное дело) к максимальному расширению сферы ее применения по мере экспансии науки во все области жизни социума и к одновременному формированию параллельной официальной науке закрытой системы производства экспертно-разведывательного знания в условиях сталинского режима. Указав на преемственность советских экспертных практик по отношению к дореволюционным, Пенская в ходе дискуссии также подчеркнула, что рассмотренная эволюция термина «эксперт» отражает существенные изменения в понимании самой науки и значительное сужение ее функций, что, однако, требует отдельного трудоемкого исследования. 

Руководители ИГИТИ: Елена Вишленкова и Ирина Савельева.

Владимир Автономов и Ева Берар.

Заседание дневной секции под названнием «Западные окраины» и имперское единство», открыл доклад Анны Юрьевны Баженовой (Люблинский католический университет Иоанна Павла II, Польша) «Историки Императорского Варшавского университета и политика русификации в 1869-1915 гг.» - ориентированное на персонологический анализ и насыщенное документальным, мемуарным и эпистолярным материалом повествование о крахе попыток российского правительства превратить Варшавский университет в эффективный инструмент проведения русификаторской политики в Польше. Представив целый ряд показательных биографий профессоров-историков, Баженова убедительно продемонстрировала, что насаждавшаяся в преподавании истории панславистская пропаганда и нагнетание полонофобских настроений повлекли за собой игнорирование университета польской общественностью, а попытки либерально настроенной части профессуры наладить русско-польский диалог не привели к сколько-нибудь существенным результатам. 

Стремлением вскрыть эффекты изменения отношений между центром и периферией в пределах конкретной биографии было отмечено и выступление Евы Берар (Eva Berard, EHESS) «Смертельная география: социология права Льва Петражицкого между Петербургом и Варшавой», тоже опирающееся на материал польской истории и посвященное драматическим перипетиям творческой судьбы выдающегося российско-польского теоретика, одного из создателей социологии права. Прослеживая в деталях историю его усилий по созданию в ставшем из периферийного столичным Варшавском университете кафедры социологии и последовавшей за ними травли, приведшей ученого к самоубийству, Берар показала, что на оценку теоретических и научно-организаторских начинаний Петражицкого националистически настроенными коллегами определяющее влияние оказало стереотипное представление о русской интеллигенции, унаследованное от имперского прошлого.

Неоднозначность и эвристическая малопродуктивность оппозиции «центр-периферия» была тематизирована в докладе немецкого историка Гуидо Хаусманна (Guido Hausmann, Мюнхенский университет, Германия) «Профессорский состав Новороссийского университета в Одессе: региональные, национальные и имперские процессы идентификации», посвященном рассмотрению динамики социальных групп и трансформации групповых идентичностей в профессорской среде. Скрупулезный анализ Хаусманна был сосредоточен на выявлении различных сценариев взаимодействия множественных факторов, определявших самоидентификацию одесских профессоров (социальное происхождение, национальность, принадлежность к факультету, сфера исследовательских интересов, политическая ориентация, связь с центральными университетами и т.д.). В результате «периферийный» университет предстал не просто как агент влияния имперского центра, но как сложнейший социальный организм, где принятие решений конкретными индивидами постоянно осуществляется в пространстве, размеченном множественными демаркационными линиями и постоянно чреватом конфликтом интересов. 

Обозначившаяся в докладах дневной секции тенденция к обсуждению проблем имперской и постимперской образовательной политики нашла свое логичное продолжение в заключительном мероприятии второго дня конференции — презентации только что вышедшей в издательстве «Новое Литературное Обозрение» книги под редакцией А.Н. Дмитриева «Расписание перемен: Очерки истории образовательной и научной политики в Российской империи — СССР (конец 1880-х — 1930-е годы)», и тематически, и методологически как бы непосредственно продолжающей конференцию.

Третий день предполагал только утреннее заседание, состоящее из двух докладов и итоговой дискуссии. Венгерский ученый Карл Холл в темпераментном выступлении под названием «“Порода и народ постоянно взаимодействуют”: парадоксы российских типологических понятий начала ХХ века» в ходе анализа литературной притчи П.Л.Лаврова вскрыл глубокую противоречивость и парадоксальность функционирования понятия «раса» в российском научном и публицистическом дискурсе последней четверти XIX века. Поместив высказывания персонажей притчи Лаврова в историко-научный контекст, Холл показал, что в период своего становления научный дискурс о расе никогда не был чисто биологическим, а сама категория расы - эссенциализирующей. Натурализация понятия расы, подытожил Холл, произошла в результате позднейших политических процессов, более того, само отделение биологии от культуры в расовом дискурсе явилось следствием политических процессов развития империи.Несколько проблемных комплексов, обсуждавшихся в ходе предыдущих заседаний более или менее обособленно, свел воедино в неожиданной комбинации Кирилл Алексеевич Левинсон (ИГИТИ НИУ ВШЭ) в своем докладе «Советское и (ново)имперское: история одной экспедиции». Многообразный материал, документирующий историю совместной советско-германской научной экспедиции 1928 г. на Памир (официальные отчеты, дневники и переписка участников, мемуарные свидетельства, а также фильм, снятый сопровождавшим экспедицию кинооператором) позволил реконструировать образы «своего» и «чужого», определявшие видение одних и тех же ситуаций и отношений представителями различных этнических и профессиональных групп, представленных в ее составе. В размышлениях Левинсона нашли свое отражение и проблематика многообразия идентичностей, и критика ориентализма, и поливалентность расового дискурса, и относительность антитезы центра и периферии, а в заключение своего рассказа он указал на присутствие ориенталистских элементов в повседневных коммуникативных практиках сегодняшнего дня, подчеркнув тем самым, что тематика конференции имеет прямое отношение и к самим ее участникам.

В завершившей летнюю школу дискуссии "Имперское, региональное и национальное в свете истории знания", модератором которой выступил профессор из Нью-Джерси Натаниэль Найт (Университет Сетон Холл, США), приняли участие Ирина Савельева, Ева Берар, Капиль Радж, Александр Дмитриев, Ольга Бессмертная, Елена Вишленкова, Марина Лоскутова, Сергей Абашин, Ян Сурман и Владимир Берелович. В заключительном обмене мнениями были отмечены важнейшие проблемные точки, ставшие более явными благодаря обсуждению: необходимость взаимодействия истории науки и социологии науки (И.Савельева), потребность в новом консенсусе относительно базовых понятий (Е. Вишленкова, М. Лоскутова), опасность модернизирующего взгляда и важность исторического контекста употребления терминов (А. Дмитриев, Е. Берар), малоисследованность влияния имперской исторической культуры на формирование научных концепций и практик (О. Бессмертная), недостаточное внимание к динамике миграций и трансферов (К. Радж), значимость разграничения понятий «наука» и «знание» в исследованиях имперской истории (С.Абашин) и целый ряд других. В своем заключительном слове А.Дмитриев подчеркнул, что многообразие новых перспектив, открывшихся в ходе работы летней школы, позволяет надеяться на продуктивное продолжение диалога.

Петр Резвых,

старший научный сотрудник ИГИТИ

См. также видеохронику конференции: часть I, часть II, часть III и фоторепортаж.