Андрей Владимирович Полетаев: Мысли, которые надо додумывать
К 1 сентября 2013 года Издательский Дом НИУ ВШЭ выпустил книгу «Поколения ВШЭ: ученики об учителях», составленную из примерно пятидесяти очерков, в которых преподаватели и исследователи, работающие в Вышке, рассказывают о своих учителях. Замысел книги принадлежит проректору НИУ ВШЭ Марии Юдкевич, работу литературного редактора выполнила Юлия Иванова. Мы публикуем здесь один из вошедших в состав книги очерков, посвященный Алексеем Беляниным Андрею Владимировичу Полетаеву.
На специалиста я учился в МГУ, на экономическом факультете – наверное, лучшем экономическом факультете СССР. Однако настоящее экономическое образование и вкус к науке я получил не на факультете, а в Институте Мировой Экономики и Международных Отношений (ИМЭМО тогда еще АН СССР), куда меня взял на работу мой научный руководитель и главный в жизни научный наставник – Андрей Владимирович Полетаев. Что он во мне тогда разглядел – я не до конца понимаю и сейчас (хотя, по-моему, догадываюсь).
Тогда, как и сейчас, институт стоял на горе у метро Профсоюзная – и взять эту гору в Советском Союзе было не просто. Насколько мне известно, я был первым действующим студентом (тогда четвертого, предвыпускного курса), ставшим сотрудником ИМЭМО – конечно, по совместительству и в должности старшего лаборанта. А институт и вправду был уникальным: на фоне доминировавших догм о превосходстве социализма над капитализмом и единственно верном учении – это был один своеобразный гуманитарный “аквариум”, созданный специально для того, чтобы кто-то в стране знал, что по ту сторону кордона происходит на самом деле, и при необходимости (когда поступали запросы) мог это рассказать в ЦК КПСС. Из множества направлений – а в ИМЭМО в лучшие годы работало до полутора тысяч сотрудников – еще с 1960-х годов институту была позволена роскошь держать людей, работа которых заключалась в том, чтобы читать и понимать, что делается в западной экономической науке. И пусть все, что делалось тогда, могло увидеть свет только под густым идеологическим соусом – именно за это понимание и отвечали в институте А.Г. Милейковский, А.В. Аникин, И.М. Осадчая, С.М. Никитин, Р.М. Энтов. Им наша общественность обязана и первым переводом “Экономики” Самуэльсона (еще с грифом “Для служебного пользования”), и изданными трудами Дж.Ст. Милля, А. Маршалла, Й. Шумпетера, Дж. Р. Хикса, причем предисловие Р.М. Энтова к русскому переводу “Стоимости и капитала” (при всех идеологических ограничениях) сам Хикс, кажется, называл лучшим, что было когда-либо написано о его книге.
Револьд Михайлович задал стандарт работы экономистов-теоретиков института и дал нашей стране целую плеяду выдающихся специалистов – пусть не с точки зрения техники (в этом ИМЭМО, за малыми исключениями, не мог тягаться с ЦЭМИ!), но точно – по глубине понимания реальных экономических проблем. Аспирантами и учениками Револьда Михайловича были Л.М. Григорьев, С.П. Аукуционек, В.С. Автономов, Р.И. Капелюшников, Е.В. Белянова, С.А. Николаенко, М.А. Субботин, М.В. Бойко и многие другие, чьи имена сегодня на слуху в стране, не говоря уж о Вышке. Все они живут и работают и в наши дни – все, кроме одного из первых, моего учителя – Андрея Владимировича Полетаева.
Он ушел невозможно рано – в 58 лет, в осень 2010 года, залившую дождями те самые лесные пожары и смог, который в конце концов его и добил (хотя Андрей Владимирович всегда помногу курил, что, конечно, не добавляло ему здоровья). В Вышке ныне его именем назван ИГИТИ – институт, который он с Ириной Максимовной Савельевой создал буквально с нуля и который уже стал одним из сильнейших научных подразделений университета. А начинался институт все же с журнала (точнее, периодического альманаха) THESIS, который Андрей Владимирович и Ирина Максимовна придумали еще в начале 1990-х. Альманах THESIS задумывался как сборник переводных работ ведущих западных ученых-обществоведов, имена которых тогда только начинали “звучать” в России – и уже поэтому он стал заметным событием интеллектуальной жизни страны. Альманаху была суждена не очень долгая жизнь – вышло всего шесть выпусков, однако цитируется он до сих пор, чему немало способствовали и подборка статей, и качество переводов, которым редакция уделяла первостепенное внимание. Но что самое, пожалуй, главное – уникальной была сама идея альманаха: объединить под одной обложкой классические и современные статьи по экономике, социологии и истории, написанные по одной теме, но представителями разных наук. Эта идея и сейчас остается беспрецедентной по замыслу не только в России: думаю, и в мировой академической науке найдется немного людей, способных не то что придумать, но пусть хотя бы повторить подобный проект. Можно сказать, что именно этот подход во многом сформировал и мое отношение к экономике как к одной из многих общественных наук, и именно этот интерес как нельзя лучше отражал широту взглядов самого Андрея Владимировича. Ведь по первой профессии он был экономист-математик, выпускник кафедры экономической кибернетики – и вместе с тем стал, по сути, первым в России экономическим историком в современном понимании, а затем, в последующие годы – и историком. Его отличала какая-то особенная, всепоглощающая жажда знаний, и в этой жажде он никогда не боялся учиться – и думать. “ Если в этом Лесу кто- то должен думать, а когда я говорю « думать», я имею в виду думать по-настоящему, то это наше с тобой дело,” — эта фраза из “Винни-Пуха”, поставленная Андреем Владимировичем в эпиграф к первому выпуску THESIS`а, как нельзя точно характеризует его подход к науке как к призванию и профессии – и именно это стало, наверное, главным и самым важным уроком, который он мне дал.
Были, конечно, и чисто специальные вещи – так, именно с подачи Андрея Владимировича я познакомился с трудами практически всех классических экономистов, с его курса экономической истории начиналось и мое знакомство с современной экономической теорией, наконец, по его рекомендации (и, конечно, по его совету) я оказался в итоге на программе PhD, которую успешно завершил несколько лет спустя. Но все-таки главное, что вспоминается теперь – это его колоссальное личное влияние на все и всех, с кем он имел дело. Он прежде всего задавал стандарт, планку отношения и к себе, и к своему делу – планку, по которой могли безошибочно равняться и его коллеги-сверстники, для которых он был просто Энди, и многие поколения его студентов. Он, кстати, никогда не позволял себе обращаться к студенту на “ты” – при том что все без исключения бывшие аспиранты Энтова обращались друг к другу только так, но всегда были на “Вы” и со своим Учителем, и со своими студентами. Эту практику перенял и я, хотя она не характерна для западных академических кругов: даже в тех странах, где есть живые местоимения “вы” (например, Франция), в университетской среде принято обращаться на “ты”. По-видимому, за этим символизмом стоит еще одна планка – тот, кто младше тебя, кто менее опытен, но кто стоит с тобой на одной дороге, уже поэтому достоин уважительного к себе отношения. Именно это отношение я всегда чувствовал со стороны Андрея Владимировича – а такая поддержка и такое доверие дорогого стоит. Наверное, это и есть одна из тех неразрывных, ненаблюдаемых нитей, которые связывают учителей с учениками, а поколения – в научные школы. И хотя мои научные интересы оказались иными, чем у Андрея Владимировича, я всегда чувствовал – да что там, и до сих пор чувствую – его присутствие и многие свои действия сверяю по одному внутреннему критерию: а что бы на это сказал он?
См. также: страница памяти А.В. Полетаева
Об альманахе "THESIS"
ИМЭМО РАН и ЦЭМИ РАН
На специалиста я учился в МГУ, на экономическом факультете – наверное, лучшем экономическом факультете СССР. Однако настоящее экономическое образование и вкус к науке я получил не на факультете, а в Институте Мировой Экономики и Международных Отношений (ИМЭМО тогда еще АН СССР), куда меня взял на работу мой научный руководитель и главный в жизни научный наставник – Андрей Владимирович Полетаев. Что он во мне тогда разглядел – я не до конца понимаю и сейчас (хотя, по-моему, догадываюсь).
Тогда, как и сейчас, институт стоял на горе у метро Профсоюзная – и взять эту гору в Советском Союзе было не просто. Насколько мне известно, я был первым действующим студентом (тогда четвертого, предвыпускного курса), ставшим сотрудником ИМЭМО – конечно, по совместительству и в должности старшего лаборанта. А институт и вправду был уникальным: на фоне доминировавших догм о превосходстве социализма над капитализмом и единственно верном учении – это был один своеобразный гуманитарный “аквариум”, созданный специально для того, чтобы кто-то в стране знал, что по ту сторону кордона происходит на самом деле, и при необходимости (когда поступали запросы) мог это рассказать в ЦК КПСС. Из множества направлений – а в ИМЭМО в лучшие годы работало до полутора тысяч сотрудников – еще с 1960-х годов институту была позволена роскошь держать людей, работа которых заключалась в том, чтобы читать и понимать, что делается в западной экономической науке. И пусть все, что делалось тогда, могло увидеть свет только под густым идеологическим соусом – именно за это понимание и отвечали в институте А.Г. Милейковский, А.В. Аникин, И.М. Осадчая, С.М. Никитин, Р.М. Энтов. Им наша общественность обязана и первым переводом “Экономики” Самуэльсона (еще с грифом “Для служебного пользования”), и изданными трудами Дж.Ст. Милля, А. Маршалла, Й. Шумпетера, Дж. Р. Хикса, причем предисловие Р.М. Энтова к русскому переводу “Стоимости и капитала” (при всех идеологических ограничениях) сам Хикс, кажется, называл лучшим, что было когда-либо написано о его книге.
Револьд Михайлович задал стандарт работы экономистов-теоретиков института и дал нашей стране целую плеяду выдающихся специалистов – пусть не с точки зрения техники (в этом ИМЭМО, за малыми исключениями, не мог тягаться с ЦЭМИ!), но точно – по глубине понимания реальных экономических проблем. Аспирантами и учениками Револьда Михайловича были Л.М. Григорьев, С.П. Аукуционек, В.С. Автономов, Р.И. Капелюшников, Е.В. Белянова, С.А. Николаенко, М.А. Субботин, М.В. Бойко и многие другие, чьи имена сегодня на слуху в стране, не говоря уж о Вышке. Все они живут и работают и в наши дни – все, кроме одного из первых, моего учителя – Андрея Владимировича Полетаева.
Он ушел невозможно рано – в 58 лет, в осень 2010 года, залившую дождями те самые лесные пожары и смог, который в конце концов его и добил (хотя Андрей Владимирович всегда помногу курил, что, конечно, не добавляло ему здоровья). В Вышке ныне его именем назван ИГИТИ – институт, который он с Ириной Максимовной Савельевой создал буквально с нуля и который уже стал одним из сильнейших научных подразделений университета. А начинался институт все же с журнала (точнее, периодического альманаха) THESIS, который Андрей Владимирович и Ирина Максимовна придумали еще в начале 1990-х. Альманах THESIS задумывался как сборник переводных работ ведущих западных ученых-обществоведов, имена которых тогда только начинали “звучать” в России – и уже поэтому он стал заметным событием интеллектуальной жизни страны. Альманаху была суждена не очень долгая жизнь – вышло всего шесть выпусков, однако цитируется он до сих пор, чему немало способствовали и подборка статей, и качество переводов, которым редакция уделяла первостепенное внимание. Но что самое, пожалуй, главное – уникальной была сама идея альманаха: объединить под одной обложкой классические и современные статьи по экономике, социологии и истории, написанные по одной теме, но представителями разных наук. Эта идея и сейчас остается беспрецедентной по замыслу не только в России: думаю, и в мировой академической науке найдется немного людей, способных не то что придумать, но пусть хотя бы повторить подобный проект. Можно сказать, что именно этот подход во многом сформировал и мое отношение к экономике как к одной из многих общественных наук, и именно этот интерес как нельзя лучше отражал широту взглядов самого Андрея Владимировича. Ведь по первой профессии он был экономист-математик, выпускник кафедры экономической кибернетики – и вместе с тем стал, по сути, первым в России экономическим историком в современном понимании, а затем, в последующие годы – и историком. Его отличала какая-то особенная, всепоглощающая жажда знаний, и в этой жажде он никогда не боялся учиться – и думать. “ Если в этом Лесу кто- то должен думать, а когда я говорю « думать», я имею в виду думать по-настоящему, то это наше с тобой дело,” — эта фраза из “Винни-Пуха”, поставленная Андреем Владимировичем в эпиграф к первому выпуску THESIS`а, как нельзя точно характеризует его подход к науке как к призванию и профессии – и именно это стало, наверное, главным и самым важным уроком, который он мне дал.
Были, конечно, и чисто специальные вещи – так, именно с подачи Андрея Владимировича я познакомился с трудами практически всех классических экономистов, с его курса экономической истории начиналось и мое знакомство с современной экономической теорией, наконец, по его рекомендации (и, конечно, по его совету) я оказался в итоге на программе PhD, которую успешно завершил несколько лет спустя. Но все-таки главное, что вспоминается теперь – это его колоссальное личное влияние на все и всех, с кем он имел дело. Он прежде всего задавал стандарт, планку отношения и к себе, и к своему делу – планку, по которой могли безошибочно равняться и его коллеги-сверстники, для которых он был просто Энди, и многие поколения его студентов. Он, кстати, никогда не позволял себе обращаться к студенту на “ты” – при том что все без исключения бывшие аспиранты Энтова обращались друг к другу только так, но всегда были на “Вы” и со своим Учителем, и со своими студентами. Эту практику перенял и я, хотя она не характерна для западных академических кругов: даже в тех странах, где есть живые местоимения “вы” (например, Франция), в университетской среде принято обращаться на “ты”. По-видимому, за этим символизмом стоит еще одна планка – тот, кто младше тебя, кто менее опытен, но кто стоит с тобой на одной дороге, уже поэтому достоин уважительного к себе отношения. Именно это отношение я всегда чувствовал со стороны Андрея Владимировича – а такая поддержка и такое доверие дорогого стоит. Наверное, это и есть одна из тех неразрывных, ненаблюдаемых нитей, которые связывают учителей с учениками, а поколения – в научные школы. И хотя мои научные интересы оказались иными, чем у Андрея Владимировича, я всегда чувствовал – да что там, и до сих пор чувствую – его присутствие и многие свои действия сверяю по одному внутреннему критерию: а что бы на это сказал он?
См. также: страница памяти А.В. Полетаева
Об альманахе "THESIS"
ИМЭМО РАН и ЦЭМИ РАН