• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Зачем учёному публика: комментарии И. Савельевой, А. Филиппова и О. Запорожец

Научно-популярный портал IQ.HSE сообщает о самых интересных исследованиях учёных Вышки. Его ежедневная аудитория составляет около 4,5 тысяч человек. Главный редактор IQ Владислав Моисеев рассказал «Окнам роста» о своем видении миссии этого ресурса и об особенностях работы с научным знанием. В выпуске также представлены реплики экспертов — И. М. Савельева, А. Ф. Филиппов и О. Н. Запорожец размышляют о значении публики для современного ученого и академического сообщества.

Зачем учёному публика: комментарии И. Савельевой, А. Филиппова и О. Запорожец

147-й выпуск «Окон роста».


Ирина Савельева

Во всех дисциплинах, выходящих в публичную сферу, при определении зоны перехода homo academicus от профессиональной к публичной деятельности (и обратно) мы наблюдаем конфликт между ценностями академической профессии и логикой устройства медийного пространства, где действуют свои – не академические – правила презентации научного знания и оценки профессионального успеха.

В 1957 году первая телезвезда – специалист по европейской дипломатической истории Джон Тэйлор, собиравший миллионные телевизионные аудитории, будучи уже очень известным историком, не получил должность Regius Professor в Оксфорде, потому что он «слишком увлекался подобными вещами». Сегодня известных историков-профессионалов можно увидеть в качестве ведущих и комментаторов серьезных исторических передач на западном телевидении, в первую очередь в программах английской BBC, американской PBS, спутникового канала Discovery Civilization и т.д.

Почти все французские философы-постмодернисты, имена которых мы в России узнали в 1990-е годы (Ролан Барт, Жиль Делез, Винсен Декомб, Рене Жирар, Клод Лефор, Эммануэль Левинас, Жиль Липовецки, Поль Рикер, Мишель Фуко и др.), были раскручены или даже созданы в 1960-70-е годы на телевидении и в интеллектуальной публицистике.

Ученые появляются на телеэкранах не только в научно-популярных, но и в актуальных политических программах. Работа в медиасреде «перестает восприниматься как маргинальная, отныне она призвана стать частью обычных атрибутов карьеры нового мандарина».Еще важнее подчеркнуть, что публичная наука не может существовать без академической науки – это ее первоначальный символический капитал.

Новая роль «университета для общественности» открыто прокламируется как ведущими, так и самыми что ни на есть захолустными образовательными институциями. Современные стратегии инвестиций в академическую карьеру связаны прежде всего с новой ситуацией в университете: рейтингованием, борьбой за абитуриентов, важностью отношений с местными сообществами.

Наконец, не стоит сбрасывать со счетов соблазны медиаславы, часто более доступной, быстрой и ощутимой, чем признание коллег-специалистов. Иногда благодаря этой славе ускоряется продвижение по карьерной лестнице или открываются возможности перехода в более престижный университет.

Как пишет Тэйлор Даунинг, автор более 200 телевизионных исторических фильмов, в Великобритании в середине 1990-х годов документальные фильмы по истории достигли такой популярности, что ТВ-историю сравнивали с передачами по садоводству или кулинарии. Без тени юмора продюсеры искали среди историков эквивалент телезвезде – шеф-повару Джейми Оливеру.

Феномен звездности (stardom) ученых связан с вездесущей сегодня культурой знаменитостей (celebrity culture). Celebrity culture, возникнув в среде развлечений и спорта, затем распространилась на другие области, включая и академию, отсюда и термин scilebrities.

Механизм невиданной ранее популярности ученых создается массмедиа, а изменения университетской политики в области самопозиционирования стимулируют охоту университетов за звездами и борьбу за их привлечение. Университеты, «скупая игроков», стремятся иметь команду интеллектуальных звезд, подобно тому, как футбольные клубы, состязающиеся за Кубок мира, покупают футболистов. И точно так же, как футбольная звезда может участвовать в передаче, посвященной моделям автомобилей или этикету, звезда медиевистики может оказаться в передаче, посвященной глобальному потеплению, а знаток Канта – в ток-шоу о техногенных катастрофах. Другое дело, что там, где важны академические репутации, ученый задумается, персонажем какой программы или передачи становиться не стоит.

Набор горячих тем в последние десятилетия вырабатывался под воздействием «говорящих голов» крупнейших ученых современности.

Публичность ученого предполагает априорное разделение профессиональных и непрофессиональных контекстов его деятельности. На территории медиа на ученых распространяются критерии признания, во многом отличные от тех, что действуют в академической среде. Вне университета наряду с профессиональной компетенцией требуются и навыки работы в медийной среде. Можно сделать и более сильное допущение, предположив, что участие в публичной деятельности и само существование этого поля как нормальной площадки для ученого ведет к трансформации культуры научного исследования и презентации его результатов.

Под влиянием новых обстоятельств, представители Академии все активнее осваивают этот ресурс, связывая с ним как карьерные интересы, так и потребности творческой самореализации, невозможной на академическом поле. Стремление прибегнуть к внешним источникам, в том числе медийным, свидетельствует о том, что интеллектуальное производство вступило в сложные отношения с культурным и экономическим капиталом, обусловленные радикальными трансформациями как современных медиа, так и современного университета.

Как объяснил Пьер Бурдье, культурный капитал может циркулировать относительно автономно внутри академического поля, но при этом является вполне конвертируемой валютой. Схематично карьеру ученого, активного в публичной сфере, сегодня можно представить себе в виде самовоспроизводящихся витков, продуцируемых в результате обмена разных форм символического капитала: университет – медиа-популярность – академическая популярность (лучшие университеты, лучшие издательства, большая зарплата, лучшие студенты, оптимальная учебная нагрузка) – еще большая медиа-популярность.

В профессиональном сообществе, несомненно, должны вырабатываться критерии оценки собственной деятельности на поле медиа, способы различения хорошего и плохого. Но каковы они, если когнитивные критерии, релевантные для академической науки, здесь не работают или работают не вполне? Что означают понятия «истина», «объективность», «доказательность» в дискурсах публичной науки? Решение вопросов о легитимных способах презентации научного знания за пределами академических институтов, о конвенциях, по которым оно транслируется публике служителями науки, и о статусе публичной деятельности ученого в свете новой миссии университета остается важной задачей академического сообщества.

 


 

Оксана Запорожец

Почему я провожу публичные лекции или участвую в записи видео для интернет-порталов? Иногда это абсолютно ситуативное решение с одним-единственным основанием: «не смогла отказать хорошим людям – организаторам мероприятия». Так бывает достаточно часто. Если говорить чуть серьезнее, я думаю, что дружеские связи и корпоративная солидарность – действенные стимулы публичных выступлений. Когда мероприятие проводят люди, принципы и подходы которых тебе близки, то важно поддержать их, усилить их позицию.

Я думаю, что для меня важен и «гедонистически-эгоистический» эффект публичных выступлений. Есть исследования, рассказывать о которых особенно приятно. Ты и сама понимаешь, что получилось что-то важное и интересное. В этом случае делиться своими находками с другими означает многократно увеличивать собственные позитивные переживания и чувствовать значимость своей работы. Последнего очень часто не хватает в академическом мире, ориентированном на статьи как основную форму коммуникации. Работая над текстами, мы часто пишем «в никуда»: не понимая, кто наш читатель, не зная его реакцию, пытаясь угадать, нужно ли это кому-то вообще. Кроме того, издательский цикл достаточно долгий. И когда через год или два твоя статья наконец-то появляется в журнале, она уже не вызывает столь ярких эмоций. Для меня публичные лекции, интервью, передачи или видео – это возможность очень быстрой обратной связи – содержательной и эмоциональной, что важно для продолжения моих исследований.

Есть еще одна причина моих публичных выступлений: я полагаю, что доступ к знаниям не может и не должен быть приватизирован. Знание – это общее достояние. В этом случае публичные выступления являются некоторым аналогом Sci-Hub или LibGen. Конечно, они не столь востребованны, но определенно в чем-то полезны и способны достигать разных аудиторий.

На мой взгляд, сегодня не существует бездонной интеллектуальной пропасти между исследователем и аудиторией. Мы никоим образом не просвещаем, мы выстраиваем диалог и обмениваемся знаниями. Наша аудитория прекрасно образованна и изначально заинтересована в информации. Маловероятно, что на тематическую публичную лекцию придет случайный человек или кто-то незаинтересованный будет до конца досматривать твое видео в интернете. Кроме того, на лекцию могут приходить эксперты в определенных областях, что накладывает на лектора дополнительные обязательства и добавляет драйва. Исследования, которыми я занимаюсь, не подразумевают какого-то сверхсложного языка. Многие социологические понятия сегодня стали частью повседневной речи, что изрядно упрощает жизнь. «Публичными пространствами» или «гендерным неравенством» вряд ли кого-то можно удивить или шокировать. Поэтому у меня нет необходимости что-либо упрощать или переводить на обыденный язык.

Нужны ли выступающему какие-то особенные навыки для общения с неуниверситетской аудиторией? Думаю, да, и об этом достаточно много написано. Что важно лично для меня? Во-первых, это навыки общения с большой или очень большой аудиторией, поскольку университетские группы, в которых я преподаю, обычно меньше ста с лишним человек. Во-вторых, публичные выступления требуют абсолютно четкого и краткого высказывания своей идеи. Я всегда помню, что у меня нет нескольких месяцев учебного курса, чтобы развить или скорректировать свои аргументы. Еще один навык – это способность удивлять или умение обнаружить необычное в обычном. И, наконец, не навык, но своего рода талант «увлекаться и увлекать». Только когда ты искренне заинтересован в том, что говоришь, в аудитории возникает «химия», а значит, и все происходящее обретает смысл.

 


 

Александр Филиппов

Публичность для ученого, в том числе и для того, кто занимается общественными науками, по большей части, совершенно не обязательна, но многое зависит от состояния науки, от характера дисциплины, от амбиций, с которыми связано ее положение в обществе и от личных амбиций ученого. В общем плане, повторю еще раз, публичность совершено не обязательна, и если личной склонности к ней нет, то повод и способ укрыться от публики всегда можно найти.

Я, например, некоторое время назад решил для себя, что не хочу появляться на телевидении и даже на радио, и теперь с трудом себе представляю, зачем бы мне – и кому-либо еще – это могло понадобиться.

Но публичность не ограничивается телевидением и радио.

Есть другие способы общения с более широкой аудиторией, чем чисто профессиональная и, соответственно, мотивы такого общения должны быть как-то проявлены. Один из них, безусловно, состоит в кризисе институционализированной экспертизы. Понимание того, что твои результаты имеют значение не только для узкого круга коллег, а экспертное заключение не потребуется или не будет иметь результата, является одним из важнейших мотивов для того, чтобы искать иные пути. И здесь нужна большая осторожность и обдуманность в выборе каналов коммуникации. Как общее правило, я предпочитаю всегда написанное сказанному, места, где можно перечитать и проверить текст таким, где на правку не остается времени или она не предполагается, а также в целом места репутационно приемлемые. Это и предполагаемый круг читателей, и контекст, в котором оказывается публикация. Но это только общее правило. Я могу себе представить, конечно, и ситуации, в которых необходимость высказаться ощущается так остро, что никакие соображения подобного рода роли уже не играют.