Международная конференция «Джамбаттиста Вико: на пороге III тысячелетия»

29-31 мая 2013 г. в НИУ ВШЭ по инициативе Неаполитанского университета Фридриха II и Центра истории наук о языке и тексте ИГИТИ при содействии Института всеобщей истории Российской академии наук состоялась конференция, посвященная наследию неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668—1744).

Перед началом работы с приветственным словом к участникам обратились директор Итальянского института культуры в Москве профессор Адриано Дель Аста, подчеркнувший не только сугубо историческое, но и актуальное значение наследия Вико в особенности для русской культуры, в которой вопросы о соотношении разума и веры, идеи и реальности, а также о значении красоты и художественного творчества всегда оставались центральными, и директор Института гуманитарных историко-теоретических исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» профессор Ирина Савельева, отметившая, что междисциплинарный характер конференции, объединяющей философские, исторические, филологические и правоведческие исследования, соответствует как многогранности личности и мысли Вико, так и тем методологическим установкам, на которые ориентируется в своей работе научный коллектив ИГИТИ. Оба выступавших пожелали участникам интересной и плодотворной работы.


М. Юсим и А. Дель Аста

Работа конференции открылась секцией «Автобиография: философия, история, метафора и метод», в которой была представлена серия попыток приблизиться к пониманию Вико через анализ особенностей созданного им автобиографического повествования; модератором секции был М. А. Юсим. В первом докладе секции под названием «Вико – “историк” и “автобиограф”» профессор Фабрицио Ломонако (Неаполитанский университет Фридриха II) в ходе анализа широкого исторического контекста, внутри которого происходило становление неаполитанского философа, попытался вскрыть связь между мировоззренческими установками Вико и характером созданного им автобиографического повествования. Центральную роль в размышлениях Ломонако играло противопоставление «Автобиографии» Вико, которую он, по собственному утверждению, написал не как философ, а как историк, «Рассуждению о методе» Рене Декарта, взятому за образец философской автобиографии. По мысли Ломонако, автобиография Вико помогает понять, что главным интересом, направлявшим его деятельность, был поиск оснований для новой этики, позволяющей преобразовать гражданскую жизнь. Именно поиск путей органического соединения этики и права побудил Вико дистанцироваться и от влиятельного в современном ему Неаполе картезианства, и от традиции историков-эрудитов, и от школы естественного права Гроция и Пуффендорфа. Ломонако также подчеркнул, что важнейшим ориентиром в попытках соединить на философской основе этику и право стал для Вико опыт соединения платонизма и христианства в творчестве Августина, и отметил, что своеобразие мышления Вико определяется установкой на построение рациональной этики при одновременном осознании нерационального характера истоков самой рациональности.

В отличие от Ломонако, японский исследователь творчества Вико профессор Тадао Уемура (Государственный Университет международных исследований, Токио) в своем докладе «Автобиография как метафора» сосредоточился не столько на рассмотрении широкого исторического контекста, сколько на детальном анализе литературной формы «Автобиографии», и прежде всего — метафорического пласта этого повествования. Отметив важность поэтической экспрессии как существенной черты «Автобиографии» Вико и обратив внимание на систематическое использование им при описании поворотных моментов своей биографии таких выражений, как «знак» (segno, indizio), «добрый гений» (buon genio) или «неблагосклонная судьба» (avversa fortuna), Т. Уемура подчеркнул, что использование подобных метафорических выражений следует рассматривать не как результат влияния риторической теории и практики (Вико, по его мнению, в весьма слабой степени осознавал себя профессионалом в области риторики, о чем свидетельствуют многочисленные риторические несовершенства «Автобиографии»), а скорее как инструмент выстраивания многочисленных отдельных эпизодов в единый нарратив, вскрывающий логику судьбы (японский исследователь Кейсуке Ханада назвал такой тип автобиографического повествования «эдиповским»). В заключение Т. Уемура предложил интерпретировать рассмотренные им метафоры, в свете идей «Новой науки» самого Вико, как проявление «поэтической мудрости», апеллирующей к нулевой точке языка.


Ф. Ломонако

К специфическим функциям автобиографического нарратива у Вико обратилась в своих размышлениях профессор Клаудиа Мегале (Неаполитанский университет Фридриха II), представившая вниманию аудитории доклад «Встречи и сближения в “Автобиографии” Вико». По мысли К. Мегале, автобиографическое повествование Вико направлено не только на углубление в себя (хотя в этом отношении он гораздо ближе к Декарту, чем принято считать), но прежде всего на постижение универсального через индивидуальное. Докладчица попыталась подкрепить этот тезис сопоставлениями «Автобиографии» Вико с «Исповедями» Августина и Руссо и жизнеописанием Витторио Альфиери. Обращаясь к содержательно-философским аспектам автобиографии Вико, Мегале уделила особое внимание вопросу о методе и теме обоснования права, подчеркнув особую актуальность первого в свете проблематизации самого понятия метода Х.Г. Гадамером, а второй — в контексте проектов рационального обоснования принципов справедливости Дж. Ролзом. Анализируя особенности повествовательной техники Вико, К. Мегале отметила, что последовательное использование им в автобиографии третьего лица и прошедшего времени одновременно и отчуждает описываемые события, и создает эффект присутствия, что позволяет Вико не только соединить в одном тексте жанровые особенности автобиографического и исторического повествования, но и поставить проблему антропологического времени (в свете последнего соображения особенно знаменательным, по мнению докладчицы, является обращение к идеям Вико таких ключевых фигур в культуре XX века, как Дж. Джойс).

Заключительная часть доклада К. Мегале образовала плавный переход к теме второй секции «История, поэзия и “Новая наука”», модератором которой выступил профессор М. Ломонако. Два представленных в ней доклада наметили две принципиально разные стратегии в освоении специфического инструментария разработанной Вико «Новой науки».

Марк Юсим (Институт всеобщей истории РАН) в сообщении «История, поэзия и ”Новая наука” Дж. Вико» обратился к реконструкции соотношения между историей и поэзией, как оно представлено в «Новой науке» Вико. При сопоставлении истории, понимаемой в самом общем смысле как знание о прошлом, и поэзии, которую Вико отождествляет с художественным творчеством вообще, М. Юсим опирался прежде всего на свойственные им способы обобщения. По его мнению, несмотря на то, что Вико в «Новой науке» указывает на различное отношение истории и поэзии к истине (история имеет дело с фактами, а поэзия - с вымыслом и продуктами воображения), он вместе с тем рассматривает их не как принципиально гетерогенные формы постижения мира, а как различные стадии развития единой человеческой культуры, подчеркивая при этом посредствующее положение поэзии, которую привязка к единичному роднит с историей, а апелляция не столько к действительному, сколько к возможному (или, как метко сформулировал М.Юсим, не к столько к тому, что было, сколько к тому, что вообще бывает) — с философией. Особое внимание было уделено в докладе рассмотрению учения Вико о поэтических образах как фантастических универсалиях.


К. Мегале, А. Исэров и Р. Говорухо

В противоположность выступлению М. Юсима, сосредоточенному преимущественно на имманентном анализе «Новой науки», в докладе Серторио Аморима-и-Сильва Нето (Университет Уберландии, Бразилия) «Поэзия, возвышенное и поэтика в творчестве Вико: значение для исследований бразильской культуры» была предпринята смелая попытка обнаружить в построениях неаполитанского мыслителя эвристический потенциал, расширяя рамки его применения за пределы западноевропейской культуры. По мнению С. Нето, концепция Вико может оказаться чрезвычайно плодотворной для осмысления исторического опыта Бразилии, поскольку ни один другой западноевропейский мыслитель не уделял такого внимания вопросам формирования, становления и созревания наций. Выдвинутая Вико концепция общей природы наций, по мнению докладчика, предоставляет возможность мыслить возникновение наций с опорой на различение между возможностью и актом, то есть рассматривать их развитие как объективный процесс проявления скрытого потенциала. Интерпретируя образы древнейших людей как гигантов, от которых, согласно Вико, ведут свое происхождение позднейшие нации, Нето усмотрел в них своеобразную диалектику: гипертрофированная телесность потомков Ноя, являющаяся следствием их вырождения, парадоксальным образом становится условием возможности возвращения к праву и справедливости через формирование поэтических образов, порождаемых разумением, целиком погруженным в стихию телесной жизни. Опираясь на идеи бразильских философов о влиянии сельвы на человеческую природу, Нето провел впечатляющие параллели между гигантами у Вико и португальскими колонизаторами, потерявшими связь с Европой и необратимо видоизменившимися под влиянием бразильских условий. Подобные параллели, заметил Нето в заключение, позволяют говорить о том, что архаические черты, многими принимаемые за проявление незрелости бразильской нации, несут в себе скрытые возможности развития.

Доклады третьей секции «Познание достоверного и “Новая Наука”», модератором которой выступил Т. Уемура, были посвящены рассмотрению «Новой науки» Вико в отношении к различным теоретическим дискурсам, уже утвердившимся ко времени её появления — правоведческому, экзегетическому, космологическому и филологическому. Правоведческие аспекты концепции Вико стали основным предметом анализа в выступлении Александра Марея (НИУ ВШЭ, факультет философии, кафедра практической философии) «Теория наказания (poena) в трактате Дж. Вико “О едином начале и единой цели всеобщего права”». Отметив, что трактат следует рассматривать как произведение не столько юридическое, сколько философское, историософское и богословское, А. Марей подчеркнул, что Вико, тем не менее, считал изложенную в нем теорию права применимой на практике, откуда и проистекает особое внимание к прикладным вопросам, в частности, к уголовному праву. Однако, как показал А. Марей в ходе анализа текста трактата, в своей разработке проблемы наказания Вико почти не использовал собственно правовых текстов римской традиции, а опирался преимущественно на Плиния, римских ораторов, Цицерона, Платона и Аристотеля, а также на трактаты саламанкской школы традиции второй схоластики (прежде всего на идеи Франсиско Суареса). В развитом Вико представлении о божественном происхождении наказания, по мнению Марея, сказывается влияние августинианства, в представлении об осознании и покаянии как главных функциях наказания он следует за Исидором Севильским, а рассмотрение взаимосвязи между степенью суровости наказаний и политическим устройством является выражением политических предпочтений Вико в рамках аристотелевской классификации государств. Итогом реконструкции А.Марея стал вывод о неоригинальности правовой концепции Вико.


П. Соколов

В противовес критико-скептическому тону предыдущего выступления Павел Соколов (ИГИТИ НИУ ВШЭ) в докладе «”Смиренная просьба” Дж. Вико: Всемирный Потоп между картезианской гипотезой, герменевтикой мифа и “критикой человеческого произвола”» с самого начала заявил, что намерен выступить скорее апологетом Вико. Главным предметом интереса П. Соколова стали размышления Вико о всемирном потопе как радикальной цезуре в истории древнего человечества. Как показал докладчик, представление о потопе, служащее основанием всей историософской конструкции Вико, отсылает к целому ряду скрытых контекстов и является своеобразной полемической репликой неаполитанского мыслителя сразу в нескольких современных ему дискуссиях. Важнейшими полемическими адресатами викианской теории послепотопной эпохи являются, по мнению П. Соколова, картезианская космология, представленная прежде всего Томасом Бернетом, протестантская библейская герменевтика в лице «священной географии» Самуэля Бохарта, «евангельской демонстрации» Даниеля Гуета (Huet) и теории естественного права Иоганна Зельдена (Selden), и политическая философия, опирающаяся на эпикурейскую традицию, в лице Томаса Гоббса. Представленный П. Соколовым детальный анализ терминологии Вико показал, что ее кажущаяся экстравагантность не является проявлением идиосинкразии одинокого мыслителя-маргинала и не носит только риторически-декоративный характер, но проистекает из установки на многосторонний диалог с различными представителями «республики ученых» и свидетельствует об активной вовлеченности философа в самые острые идейные контроверзы своей эпохи.

В последовавшей дискуссии с участием М. Юсима, Д. Фарафоновой, Э. Каракуляна и др. в связи с выступлением А. Марея был подвергнут критике тезис о неоригинальности Вико-правоведа, а в ходе обсуждения доклада П. Соколова затронуты вопросы о возможном влиянии на Вико традиции эпиграфистов, а также о роли Спинозы в дискуссиях вокруг библейской герменевтики и о возможном влиянии Спинозы на Вико (по последнему пункту П. Соколов, в частности, заметил, что, хотя «Этика» Спинозы послужила образцом для различных попыток строить библейскую герменевтику «геометрическим способом», в том числе и для аксиом «Новой Науки», но в специальных вопросах для Вико более важной была традиция протестантской ориенталистики, гораздо менее радикальная, чем программа «Богословско-политического трактата»).

Четвертая секция, прошедшая под председательством Стефании Сини и завершившая заседания первого дня конференции, открыла обширную тему «Рецепция Дж. Вико: Новое и Новейшее время». От подчинения последовательности докладов скучному хронологическому принципу организаторы конференции отказались, так что повествование об истории восприятия наследия Вико получилось больше похожим на экспериментальный роман с многократными неожиданными перемещениями во времени и пространстве, причем с каждым таким перемещением раскрывались все новые смысловые потенции, заложенные в наследии Вико. Так, в выступлении Дарьи Фарафоновой (СПбГУ) «”Через древность постичь мифологию современности”: место теории Вико в концепции политических периодов Дж. Феррари»,посвященном творчеству итальянского мыслителя и публициста второй половины XIX в., было показано, как представления Вико о циклическом характере исторического процесса послужили основой для теоретических построений, претендующих на установление математически точных циклов политического развития наций и призванных дать научное истолкование феномена революций, столь решительным образом определившего историческую динамику XIX века.


Е. Пенская

В докладе профессора Елены Пенской (НИУ ВШЭ, факультет филологии) «Философия истории Джамбатисты Вико в русской публицистике второй половины XIX в.: Валериан Майков, Михаил Стасюлевич, Петр Кудрявцев, Евгений Феоктистов»на основе многочисленных неопубликованных архивных материалов и мемуарных свидетельств было показано, что восприятие Вико в тот же исторический период в России складывалось в тесной связи с формированием собственной университетской философии истории, вследствие чего и возник образ Вико как мыслителя-первопроходца, своего рода идентификационная проекция поколения «русских гуманистов».

В совершенно иной исторический, научный, культурный и политический контекст перенес аудиторию доклад Андрея Исэрова (ИВИ РАН – НИУ ВШЭ, факультет истории) «Эдвард Саид и Джамбаттиста Вико», открывший обсуждение вопроса о роли Вико в истории развития марксистской и, шире, левой традиции политической мысли. Представив обзор основных этапов обращения к наследию Вико в марксистской традиции (первый связан с эпизодическими отсылками к Вико у самого Маркса, второй – с интерпретацией этих отсылок в «Овеществлении и сознании пролетариата» Д.Лукача и «Тюремных тетрадях» А. Грамши, третий – с работами теоретиков франкфуртской школы), А.Исэров затем осуществил детальную реконструкцию интерпретации мысли Вико в творчестве основателя постколониальных исследований, которую докладчик охарактеризовал как наиболее сложную и дифференцированную. По мнению А. Исэрова, важнейшей интуицией, взятой Саидом на вооружение у Вико, стало обоснование тезиса, что люди сами творят свою историю, посредством моделирования начала истории как утраты связи с метафизическим истоком. Именно подчеркиваемый Саидом в связи с этим акцент на субъектности человеческого действия в истории обусловил его решительное размежевание с программами М. Фуко и Ж. Делёза — Ф. Гваттари и сделал возможным своеобразное соединение эпистемологической критики с политическим проектом, осуществленное в его главном труде «Ориентализм».

Последовавший за энергичным выступлением А. Исэрова доклад Михаила Шумилина (НИУ ВШЭ, факультет истории) «Викианское гомероведение Джулио Байямонти» вновь возвратил разговор о Вико в более отдаленное прошлое (вторая половина XVIII в.) и более спокойный академический контекст (классико-филологические дискуссии об авторстве гомеровского эпоса). В отличие от предыдущих выступавших, М.Шумилин сосредоточил свое внимание на влиянии, которое оказали на последующую гуманитарную науку не столько развитые Вико широкие эпистемологические или историософские концепции, сколько конкретные аргументы и исследовательские приемы, применявшиеся им при решение специальных проблем классической филологии. Сославшись на высказывание А. Момильяно, утверждавшего, что как мыслитель Вико был гораздо выше, а как ученый гораздо ниже своих современников, докладчик попытался верифицировать эту оценку, сопоставив аргументативную технику Вико, применяемую им в обсуждении гомеровского вопроса, с исследовательскими приемами итальянского филолога Джулио Байямонти (1744-1800), прямо позаимствовашего у Вико ряд герменевтических гипотез, но поставившего из на почву эмпирического исследования (главным примером, иллюстрирующим преемственность гипотез и различие методик в их обосновании, послужили попытки Байямонти подтвердить ряд моментов викианского Гомера с помощью сравнения с эпосом так называемых морлаков, т.е. чёрных валахов). В заключение М. Шумилин подчеркнул, что провозглашенная Вико установка на погружение в прошлое, в противовес антикваризму, обеспечивает широту взгляда, утраченную в работах позднейших исследователей гомеровского вопроса, в том числе Ф.А.Вольфа, совершившего в конце XVIII в. радикальный переворот в гомероведении.

В общей дискуссии по докладам секции с участием М. Юсима, В. Махлина, А. Исэрова, А. Дмитриева, Е. Пенской, Д. Фарафоновой, Ф. Ломонако и Р. Басси наиболее активно обсуждались вопросы о специфике марксистской рецепции Вико, а также о влиянии характера и качества французских и немецких переводов сочинений Вико на восприятие его идей в Европе в XIX веке.


В. Махлин (слева) в кулуарах конференции

Работа секции «Рецепция Дж. Вико: Новое и Новейшее время» была продолжена утром следующего дня, причем доклады, представленные во второй части секции, были целиком посвящены восприятию творчества Вико в XX веке. Заседание, модератором которого стал С. де Аморим-и-Сильва Нето, открылось программным выступлением Виталия Махлина (Московский педагогический государственный университет) «Филология и современность: Вико, Ауэрбах и мы», в котором творчество Вико стало точкой отсчета для масштабного осмысления трансформации гуманитарного мышления в ХХ столетии. В. Махлин предложил рассматривать «Новую Науку» Вико как первую программу радикального обоснования «наук о духе» в противоположность естественным наукам, основанную на открытии существенности повседневного телесного исторического опыта и ставшую первым опытом философско-филологического сопротивления тому, что впоследствии М.Хайдеггер назвал «теоретической установкой», а М. Бахтин «теоретизмом». Актуализацию открытий Вико для XX века, по мнению докладчика, осуществил Э.Ауэрбах, обратившийся к его наследию в 1920-е гг. в поисках средств для осмысления последствий краха либерально-буржуазного христианского общества после Первой мировой войны. Очертив основные контуры выдвинутой Ауэрбахом программы «филологии мировой литературы», он подчеркнул, что лежащий в основе этой программы пафос приоритета феномена над теоретической конструкцией прямо продолжает пафос Вико, впервые попытавшегося тематизировать включенность мышления и сознания в целое исторического становления. В заключительной части доклада была предпринята попытка диагностики современной ситуации в гуманитарном знании, в качестве основных черт которой В. Махлин выделил исчерпанность всех возможных метаимперативов и вытекающую отсюда невозможность революции или смены парадигмы, а также утрату гуманитарными дисциплинами предметной автономии и предметного контакта с действительностью. Выходом из этой критической ситуации для философии и филологии может стать, по мнению В. Махлина, лишь обращение к истории исторического опыта, и именно в этом отношении мышление Вико как никогда актуально для современной культуры.

Продолжением сразу двух тем, намеченных в докладах предыдущего дня – восприятия Вико в России и марксистского прочтения его наследия – стал доклад Александра Дмитриева (ИГИТИ НИУ ВШЭ) «Наш» Вико? (Михаил Лифшиц и советская стратегия присвоения наследия Дж. Вико в 1930-е годы)». Приняв за точку отсчета наметившееся, как показали в своих выступлениях Д.Фарафонова и Е.Пенская, уже в XIX веке противостояние антикваризирующей и модернизирующей стратегий в осмыслении фигуры Вико, А.Дмитриев предложил вниманию слушателей увлекательный рассказ о том идейном контексте, в котором возник русский перевод главного труда Вико, выполненный Андреем Губером и изданный в 1940 г. с обширным предисловием советского философа Михаила Лифшица. Как убедительно показал докладчик, востребованность наследия Вико в советской марксисткой мысли 1930-х гг. была обусловлена стремлением преодолеть вульгарный социологизм (важную роль в дискуссиях на эту тему сыграл, наряду с М.Лифшицем и Д.Лукачем, малоизвестный советский философ Владимир Максимовский) и поисками синтетической методологии исторического познания, органически соединяющей теорию исторического познания, педагогику, историю языка и историю культуры. В контексте этих идейных поисков предпринятая Лифшицем стилизация Вико под одного из предшественников марксизма предстает как составная часть масштабного утопического замысла, которому Лифшиц оставался верен и в последующие десятилетия. Основным недостатком такого подхода к наследию Вико является, по мнению А.Дмитриева, то, что в нем свойственное Вико противоречивое единство традиционализма и новаторства подменяется соотношением исторически обусловленной оболочки и сущностного ядра. Именно в этом, подытожил А.Дмитриев, и заключается историческая ограниченность трактовки Лифшица.


Ю. Иванова

Если в докладе А.Дмитриева в центре внимания была рецепция историософских идей Вико, то в выступлении Юлии Ивановой (ИГИТИ НИУ ВШЭ) «В поисках языка возможного: Нэнси Стрьювер как интерпретатор Дж. Вико» на первый план были выдвинуты эпистемологические и методологические аспекты «Новой Науки» и их интерпретация в контексте истории европейской риторики. Опираясь на предпринятую Н.Стрьювер попытку по-новому посмотреть на историю философии раннего Нового времени, опираясь на структурную историю гуманистической риторики, Ю.Иванова предложила рассматривать «Новую Науку» Вико как результат критического переосмысления попыток построения метода социального и исторического познания на основе риторических процедур. Скрытым оппонентом «Новой Науки», по ее мнению, являются прежде всего характерные для раннего Нового времени программы упорядочения явления социально-исторического мира путем построения классификаций, основанных на выделении «общих мест» (в качестве примеров были приведены сочинения Ж.Бодена). Вскрытая Вико парадоксальность подобных попыток состоит, по мнению Ю.Ивановой, в том, что стремление к упрощению путем сведения к «общим местам» порождает противоположный эффект: машина классификации начинает бесконтрольно производить все новые и новые классификационные единицы, не будучи способной включить внутрь классификации собственно единичные вещи (ведь для этого они должны были бы перестать быть вещами). Именно против этого эффекта полемически направлена «Новая Наука» Вико, констатирующая невозможность понимания современным ученым мышления древних людей, но требующая от него аскетического усилия, направленного на приближение к этому мышлению. Отсюда проистекают главные особенности языка Вико – использование натуралистических образом, апелляция к топосам, в которых не различаются форма и материя аргумента, использование аллегории как легитимного когнитивного инструмента. В заключительной части доклада были раскрыты важные философские следствия этой стратегии Вико, в частности, особое значение категорий модальности (отсюда апелляции к Вико у такого, казалось бы, далекого от барочной традиции мыслителя, как Я.Хинтикка) и иронии.

После подобных размышлений естественным был переход к тематике заключительной секции под председательством К.Мегале, озаглавленной «Антропология и эпистемология Дж. Вико» и включившей в себя выступления итальянских участников.

В докладе Стефании И. Сини (Университет Восточного Пьемонта им. Амедео Авогадро, Верчелли) «Fictae personae серьезной поэмы: викианская антропология ”литературы”» показана неожиданная актуальность предложенной Вико интерпретации центральных понятий римского права как воплощенных метафор. Детально проанализировав подкрепленные этимологическими и историческими аргументами теории Вико о происхождении юридического понятия лица из практики театрализованной репрезентации римских семей на форуме, С.Сини подчеркнула, с одной стороны, связь этих рассуждений с общими эпистемологическими идеями Вико, в частности, с теорией фантастических универсалий, а с другой стороны, их неожиданную близость к некоторым аргументам современных теоретиков права, подчеркивающих принципиально метафорический характер большинства базовых юридических категорий. Важнейшим открытием Вико, подчеркнула С.Сини в заключение своего доклада, было осознание того, что действие поэтической фантазии, приводящее к созданию таких продуктивных фикций, одновременно является имитацией природы, так что поэтический вымысел становится важнейшим средством постижения истины.


С. Сини и Р. Басси

Связь между эпистемологической, антропологической и социальной проблематикой еще более рельефно выступила в докладе Романы Басси (Падуанский университет) «”И воображали, что боги – это тела”: этические аспекты отношения ум-тело в “Новой науке”». Отправной точкой для своих размышлений она избрала критику Вико картезианского дуализма протяженной и мыслящей субстанций, указав, что посредником между телом и сознанием в человеческом мире для Вико выступает язык. Однако стратегия Вико, как убедительно показала Р.Басси, заключается не в том, чтобы поместить язык между телом и сознанием как самостоятельными реальностями, но в том, чтобы продемонстрировать, каким образом язык формирует вокруг себя тело и сознание, динамически определяет, создает и структурирует то и другое, то есть что язык, в свою очередь, не существует вне и до отношения с телом и сознанием. Описываемое Вико возникновение древних представлений о богах есть не что иное как процесс формообразования языка, структурирующего взаимодействие тела и сознания (прежде всего через обуздание направляемых страстями телесных движений ввиду образов) и закладывающего основы коммуникации между индивидами. В таком понимании языка, по мнению Р.Басси, изначально заложен этический момент: продуктивная ложность мифа делает доступным человеку измерение свободы, поскольку порожденное поэтической фантазией божество выступает как источник гражданского порядка и как инстанция, создающая человеческий коллектив. Описываемое Вико движение истории предстает в свете подобных соображений как процесс постепенного принятия людьми на себя все большей ответственности по мере интериоризации авторитета. Такое прочтение Вико, подчеркнула Р.Басси, позволяет говорить о нем как о предшественнике коммунитаристской этики.

В заключение секции слово было представлено самой юной участнице конференции, семнадцатилетней ученице предвыпускного класса Лицея им. Адриано Тиглера (Геркуланум, провинция Неаполя) победительнице философского состязания (Certame filosofico) «Джамбаттиста Вико в Италии и в мире» (2013 г.) Клаудии Фаланга, которая зачитала свое эссе, принесшее ей победу в конкурсе.

В последовавшей итоговой дискуссии, модераторами которой выступили Ф. Ломонако и М. Юсим, приняли участие Э. Каракулян (Нижегородский государственный университет), Д. Фарафонова, П. Резвых (ИГИТИ), Р. Басси и С. Сини. Наряду с детализацией и уточнением аргументов, представленных в двух последних докладах, был затронут ряд новых проблем, связанных с наследием Вико. Так, Ф.Ломонако в обширном экскурсе в историю различных изданий «Новой Науки» вскрыл драматизм текстологической ситуации вокруг наследия неаполитанского автора, характеризующейся наличием множества изданий, навязывающих определенные стратегии чтения и блокирующих ряд важных контекстов посредством систематического редакторского вторжения в авторский текст (таких, например, как редукция визуальных компонентов, модернизация и унификация орфографии, изменение деления на абзацы и т.п.). П. Резвых обратил внимание на определяющее влияние традиции немецкого идеализма как для русской, так и для европейской рецепции Вико в XIX-XX вв. и указал на невозможность обретения нового доступа к мысли Вико без предметного разбора герменевтических установок, порожденных этой традицией. Э.Каракулян отметил близость креационистских интуиций историософии Вико к некоторым идеям русской философии начала XX в. (в частности, к теории творчества и концепции коммюнотарности Н.Бердяева).

Теоретические и методологические проблемы освоения наследия Вико, обсуждавшиеся на конференции, были предельно конкретизированы в ходе проведенного 1 июня семинара, посвященного вопросам перевода текстов Вико на русский язык. В семинаре приняли участие Ю. Иванова, С. Сини, М. Юсим, В. Махлин, П. Соколов, П. Резвых, Д. Фарафонова, а также ряд студентов и магистрантов РГГУ, ИМЛИ РАН и исторического факультета НИУ ВШЭ. После вступительного слова С.Сини, в котором она на ряде примеров продемонстрировала проблематичность переводческих решений, предложенных А. Губером в изданной им русской версии «Новой Науки», состоялся живой обмен мнениями о возможной альтернативной стратегии перевода, в ходе которого была выработана гипотеза о продуктивности обращения к малым латинским сочинениям Вико для корректировки герменевтических потерь перевода Губера и восстановления контекстуальных лакун, препятствующих адекватному восприятию тех особенностей мышления Вико, которые связаны со спецификой барочной традиции.

Петр Резвых,
старший научный сотрудник ИГИТИ,
доцент факультета философии НИУ ВШЭ

См.также: фоторепортаж, программу конференции,
фоторепортаж с семинара "Трудности перевода Вико на русский язык",
короткие интервью с участниками конференции